– Очень удобно обвинять во всем покойницу, которая даже через допрос мертвеца уже не может пройти, потому что душа ее давно переродилась в новом теле, – сказал следователь, возвращая меня к реальности. – Но дело ведь не в убийстве семилетней давности, хотя материалы по нему уже у меня. Дело в сегодняшнем покушении. И во вчерашнем тоже. Ваши отпечатки, Арина Сергеевна, на бутылке с отравленным соком.
– Потому что я принесла его Мари, – не стала отрицать очевидное крестная. – Из своих личных запасов, кстати. Вы проверьте – может, покушались вовсе не на нее, а на меня?
– Арина Сергеевна…
– Хватит! – заявила она, откинувшись на спинку стула и скрестив на груди руки. Крестная снова превращалась в себя прежнюю: растерянность сменилась уверенностью, сгорбленная поза – идеальной осанкой и гордо поднятой головой. Открыто глядя в лицо визави, Арина проговорила: – Я виновата лишь в том, что не все рассказала Мариэлле о ее финансовом положении, но это наши личные с ней дела. Можно даже сказать… семейные. – Она криво улыбнулась, продолжая сверлить гварда взглядом. – Я не преступница, не убийца и не сообщница душегуба. Совесть моя чиста, а доброе имя в скором времени обелит мой адвокат. Больше я говорить вам ничего не стану, господин дознаватель, потому что вы все равно не слушаете, а лишь пытаетесь подтвердить свою теорию, основанную на догадках.
– Это отпечатки-то догадка? – вскинул бровь он.
– Я, по-вашему, идиотка, чтобы так подставляться? – спросила Арина. – Имей я желание устранить Мари… а я, пометьте там у себя, – она кивнула на его ноутбук, – такого желания не имею и лично сверну голову тому, кто навредит моей девочке. Так вот… реши я кого-то убить – продумала бы многоходовую комбинацию и заранее обеспечила бы себе алиби, а не преподнесла вам кучу улик на блюдечке. Подумайте об этом хорошенько, и то, что меня подставили, станет ясным, как день.
На улице…
Я выскочила из здания, хотя допрос еще шел, правда уже с адвокатом, который появился почти сразу после слов клиентки о нем, будто Арина была в курсе, когда именно примчится ее верный пес, знающий тысячу и одну лазейку в законе. Не упрись мой папа рогом, этот матерый защитник добился бы оправдательного приговора и для него, несмотря на всю доказательную базу обвинения. Но отец предпочел свободной жизни одиночную камеру, в которой ему, кстати, не так уж плохо жилось, учитывая заинтересованность начальника тюрьмы в его творчестве.
Вместо убогой комнатушки с решеткой на окне у папы была просторная мастерская со всеми удобствами, личный ноутбук и охранник, готовый по первому зову принести еще красок, холстов, кистей и всего того, что требуется для работы. Так уж вышло, что вдохновение, которое отец долго и упорно искал, накрыло его с головой именно в заточении. И процесс пошел… еще как! Отец выдавал один шедевр за другим, раздаривая их, продавая и жертвуя галереям. Даже если все наши сбережения сгорят, нищей благодаря папиному таланту и моему пению я вряд ли останусь. Его картины приносят стабильный доход, как и мои выступления в клубах. А капиталы… да бес с ними! И без них как-нибудь проживу, не маленькая.