Скажите ж, не нарушили вы клятву?
Первый сторож.
Нет:
Пока царили вы, верны мы были.
Там же, III, 1
И уж вовсе нет ничего тираноборческого в акте убийства Генриха VI Ричардом Глостером:
Когда убийство жертв невинных — казнь,
То кто же, Глостер, ты, как не палач?
Там же, V, 6
В отличие от Генриха, Ричард III — классический для тюдоровской историографии образ тирана. Неудивительно, что история его падения содержит поэтому немало тираноборческих мотивов. Вспомним речь Ричмонда перед решающей битвой:
Уж с вами говорил я, земляки…
Одно запомните — что бог и право
Сражаются на нашей стороне…
…Друзья, ведь правда,
Что он тиран кровавый и убийца,
В крови поднявшийся, в крови живущий,
Не разбиравший средств, ведущих к цели,
Убивший тех, кто средством в этом был…
Коль вы потрудитесь тирана свергнуть,
Заснете сладко вы, убив тирана.
«Ричард III», V, 3
Достаточно сопоставить эту речь Ричмонда с тюдоровской ортодоксией послушания, чтобы обнаружить, насколько она отклоняется от последней. Какими бы путями Ричард ни добыл корону, он был венценосцем «по праву»: ведь он — Йорк!
Узурпация Ричарда нарушила порядок престолонаследия, но не свергла правившую династию и, следовательно, не могла оправдать появление нового узурпатора. Между тем «право» Ричмонда на английскую корону было куда меньшим, чем у Ричарда Глостера. Отсюда подчеркивание Ричмондом «тиранического» характера правления Ричарда, чтобы самому предстать избавителем страны, а не узурпатором ее короны, мятежником против законного короля. Речь Ричмонда перед битвой при Босворте была бы истинным образцом тираноборческой проповеди, если бы не одна особенность — изображение (в соответствии с тюдоровским мифом) предприятия Ричмонда как акта провидения. В самом деле, в этой речи Ричмонд предстает не как политик, не как выразитель мирского порядка или гражданской нравственности, а как простое орудие всевышнего. Дело Ричмонда — дело божье, его мотивы и оправдание — в неисповедимой воле божьей. Иначе не понять эту сверхчеловеческую самоуверенность Ричмонда, его предсказание благоприятного исхода битвы и т. д. В ранее цитированной проповеди говорится: «Если случайно восстание [против короля] оказывается успешным, то это только потому, что господь избрал мятежников как орудие своего дела».>{112}
В таком случае, разумеется, от идеологии тираноборчества мало что остается.
Обратимся теперь к третьему эпизоду — низложению Ричарда II. Однако в данном случае требуется небольшое отступление. Дело в том, что к концу правления Елизаветы история низложения Ричарда II неожиданно приобрела животрепещущий политический характер. Она широко использовалась многоликой оппозицией королеве в антиправительственной агитации в качестве исторического прецедента и юридического аргумента.