— Той великой тайны я не утаю, — всё, что ведаю, пропою…
Как за речкою той Смородинкой, да во Беловодье святом, да во славном том Белом граде правили Аргаст с Эвелиною.
И родили они двух сынов, породили они близнецов: Мося мудрого, Святибора. И когда сыны их рождались — звёзды в небесах загорались.
И Аргаст сынов возлюбил и наследством их оделил. Мосю дал великую мудрость, оделил святыми дарами — так стал Мось жрецом над жрецами. Святибора сделал богатым, дал ему он серебро-злато и сокровища недр земных, десять городов больших, и стада степные, и леса густые.
Приходили к Мосю жрецы, приходили и мудрецы, всех их мудрый Мось привечал, как по Прави жить наставлял, мудростью своей делился, ум его ведь не тощился. Святибор же всем помогал, златом-серебром оделял, но не тощилась золота казна — у казны той не было дна.
* * *
Как во том святом Белом граде столованье было, почестей пир. Собирались на пир тот славный Святогорицы со мужьями, с сыновьями и дочерями, и родными с семи холмов, с альвами окрестных лесов. Прилетали к ним и все Божичи, Суревичи и Сварожичи.
Все на том пиру наедались, мёдом-сурьею напивались. Речи повели меж собою. Кто-то хвастает золотой казной, кто удачею молодецкою, глупый хвастает молодой женой, умный — батюшкой, родной матушкой.
А на том пиру при беседушке там сидели братья Аргастичи. Были братья унылы, не веселы, буйны головы все повесили.
И тогда князь мудрый Аргаст стал по гридне светлой похаживать, сыновей своих стал выспрашивать:
— Что же вы, сыночки, печалитесь, отчего ничем вы не хвалитесь?
— Незачем нам, батюшка, хвастать. Аль хвалиться нам золотой казной? Так богатство наше не тощится. Аль умом хвалиться нам следует? Так умом глупцы только хвастают. Нам хвалиться должно лишь именем — рода славного Святогорова! Только нынче оно опорочено — Ламьей, Аси-Ненилы дочкой!
И ответил им князь Аргаст:
— Как отца её Денница сгубил и как матушка её лишалась сил, так никто за ней не следил, и как жить её не учил… Дочь Ненилушки Святогоровны скрыта за стеной кремлевской на горе той Воробьёвской, заперта за сто дверей, замкнута на сто ключей, солнце деву не обгреет, буйны ветры не обвеют, чтоб никто к ней не езжал, рядом сокол не летал…
Только Мось и Святибор повернули разговор:
— Сурья Ламья столь прекрасна, что старания напрасны! К ней летал Перун Сварожич, он все двери открывал и уста ей целовал, на груди её лежал! Ни один его засов не сдержал!
То Аргасту за беду показалось, за несчастье великое сталось. Но ему рекли вновь Аргастичи:
— Ах, напрасно, батюшка родный, ты не веришь нашему слову. Коль мы с пира отлучимся, в чёрно платье облачимся, в терем Ламии пойдём и стрелу в окно метнём, разобьём окошко, подождём немножко, то узнаем мы, как Ламья ночью гостя привечает, ласкою его встречает.