И он стал рассказывать о том, как Павел едва не обманул члена Государственного комитета по химии Сергеева — в фельетоне он считал неудобным приводить такие подробности.
…Уже близок час, когда азот воздуха будет просто и легко применяться человеком для своих нужд, как уже применяются другие богатства природы. Это говорю вам я, азот, — вспомнила Лена.
Слова Александровой звучали искренне и взволнованно:
— Григорий Леонтьевич вспомнил об «унтер-офицерской вдове, которая сама себя высекла». И о необходимости глубже проверять факты, перед тем как выступать в газете. Против этого трудно возразить. Но журналист — не святой. Он может ошибиться. И важно вовремя исправить ошибку. Исправить, а не бояться, что ты окажешься в положении человека, который «сам себя высек». Вот почему я считаю фельетон Валентина Николаевича большой удачей. Мне, как сотруднику газеты и как читателю, приятно, что Валентин Николаевич нашел в себе мужество рассказать о своей ошибке так честно, так откровенно…
…В классическом опыте Лавуазье мышь погибала в воздухе, лишенном кислорода, то есть почти чистом азоте, — вспомнила Лена.
В Ватутино, в киоске, по дороге в гостиницу, она купила газету. Фельетон назывался «Алхимик» В. Ермака. Среди алхимиков было немало шарлатанов. В палочку, которой они размешивали в тигле свои таинственные составы, прятали золото. Современный алхимик находит способы посложней, потоньше. Таким алхимиком оказался Павел Сердюк, который подтасовал результаты исследований. Ермак извинялся перед читателями за очерк «Волшебная ручка». Ручка не была волшебной. На поверку она оказалась полой палочкой, заполненной низкопробным золотом.
…Лена накупила книг, и белье не помещалось в чемодан. Часть книг она оставила в номере. Все это заняло минуту. Какая все-таки удивительная штука — человек. Как искренне улыбалась она начальнику отдела перевозок. Она даже не заметила, какой он. Но все решила эта ее улыбка. «Полетов нет и в ближайшие сутки не будет, — сказал он. — Но Акименко перегоняет в Киев лимузин. На ремонт. Попробуем договориться».
Как этот «лимузин» выдерживал огромного, дюжего, ухватками похожего на медведя Акименко? Крошечный самолет с двумя крылышками, обтянутыми полотном. Летчик впереди — наполовину открыт. Сзади тесная кабина с двумя черными клеенчатыми креслами. Это был ее первый полет. Он все время падая, этот самолетик. Ежеминутно он срывался вниз, и все падало у Лены внутри. Так плохо ей не было еще никогда в жизни. Она не открывала глаз и зажала уши руками. Потому что мотор ввинчивал ей в затылок короткий, тупой бурав. Вдруг звук изменился. Мотор зачихал. Она открыла глаза и увидела, как земля вздыбилась и устремилась к самолету. Мотор загудел громче и сейчас же снова зачихал. Катастрофа. Вот она и попала в катастрофу. Самолет перегоняли на ремонт… Ей не было страшно. Просто она ухватилась за края кресла и приготовилась к тому, что сейчас будет очень больно. Вот и земля. Канава. Они перепрыгнули канаву. Толчок. Самолет немного покатился и замер. И наступила такая тишина, которой Лена еще не слыхала. Акименко взобрался на крыло и откинул створку над ее головой.