Он сложил руки и постучал пальцами одной руки по косточкам другой.
Лена поморщилась. Она никак не могла отвязаться от этой глупой привычки — примечать, как человек складывает руки.
Чудаковатый, длинноногий Сева Кружков с их курса объявил однажды, что он вычитал в старом учебнике графологии верный способ определять, сильный или слабый характер у человека. Если человек складывает пальцы так, что большой палец левой руки у него оказывается сверху, — значит, слабый характер. И наоборот: если сверху правый — сильный. У всего курса, если верить этому признаку, характер был слабый. Лена понимала, что это — чепуха. И все же с тех пор присматривалась — складывает ли кто-нибудь пальцы иначе, чем она.
— А может… — нерешительно сказала Лена.
— Справитесь, справитесь, — прервал ее Бошко. — Поезжайте.
…В компрессорном цехе шел монтаж трех последних газомоторных агрегатов. Огромные машины встали на предназначенные для них места. Основной бригадой, занятой на регулировке и ревизии компрессоров, была бригада Петра Афанасьевича.
На лице Петра Афанасьевича после смерти сына появилось несвойственное ему усталое, безразличное выражение. Павел видел однажды, как он присел на корточки, чтобы подогнать поршень одного из цилиндров, задумался и просидел так полчаса или час, пока начальник участка не обратился к нему с каким-то вопросом.
После того непереносимо тяжелого дня, когда похоронили Петю-маленького, никто из рабочих, с которыми Петр Афанасьевич трудился, из соседей, с которыми жил, не выражал ему сочувствия и соболезнований. Однако общее сочувствие и заботу Петр Афанасьевич ощущал во всем — и в том, как бережно разговаривали с ним товарищи, как дома он всегда заставал какую-нибудь женщину, пришедшую к Клаве, чтобы не оставлять ее наедине с тяжелыми мыслями.
После смерти мальчика Клава серьезно заболела. Несколько дней она почти не приходила в себя. Никогда не забудет Петр Афанасьевич, как ночью, под утро, она зажгла свет и, присев на кровати, спросила:
— За что?.. Что мы ему сделали?.. За что он убил мальчика?..
Петр Афанасьевич осторожно, чтобы не испугать жену резким движением, приподнялся. Ему казалось, что она сходит с ума.
— О ком ты говоришь?
— Бог… — тихо, глядя перед собой в одну точку, ответила Клава.
— Клавочка, милая… Что с тобой? Какой бог?..
Она прижалась к мужу и, часто всхлипывая, горячо заплакала, впервые за эти дни.
Ее бледное лицо, пристальный и странный взгляд широко раскрытых, как темные пятна, глаз вспомнились ему, когда, тяжело прихрамывая, он бесцельно прошел в конец цеха и остановился у окна, протирая пальцем запачканное известкой стекло.