– Мне всегда казалось, что врачи к трагедиям относятся проще.
– С чего ты взяла? У тебя в корне неверное представление. При чём здесь специальность?
– В прессе читала – вроде врачи профессионально выгорают, и всё такое…
– Чушь, журналистская «утка», выдумка. Врач возле пациента не должен слёзы лить или сочувственно охать, иначе он ему помочь не сможет. Да, приходится иногда нацепить и маску безразличия – а что делать? Пациенты, особенно тяжелобольные – они же поневоле психологи. Я иногда по анализам, по результатам обследования вижу, что ему осталось жить от силы два месяца. И что? Скорчить похоронную мину и начать сочувственно качать головой? Нет, пусть лучше он надеется на выздоровление. Да и нервная система у людей разная. Одному можно сказать о диагнозе, он сильная личность – хотя бы дела свои приведёт в порядок, документы. А другому ничего говорить нельзя, в панику впадёт. И смерть каждого своего пациента врач в душе переживает – если он, конечно, настоящий врач, а не деньги пришёл отрабатывать. Всё равно, будь ты даже гением в медицине, летальных исходов не избежать – такова жизнь. Как говорил кто-то из великих, в мире неизбежны две вещи – налоги и смерть. И у каждого врача есть своё маленькое кладбище. Просто мы лучше контролируем свои эмоции.
– Надо же, никогда не думала…
– Зато вы, учителя, все на нервах. По-моему, если учитель отработал в школе больше пяти лет, это уже клинический случай, повод как минимум обратиться к неврологу, а как максимум – к психиатру.
– Вот уж не думала, что ты такой разговорчивый…
– Сама вынудила. Больше не буду. А теперь о себе расскажи.
– У меня всё проще. Вышла замуж, муж из Санкт-Петербурга сюда перевёз – тут его родина. Инженером на железной дороге работал. Квартиру купили – ты её видел. Пять лет прожили, а детишек всё нет. Начали обследоваться, и у мужа обнаружили рак желудка. Ему не сказали, а меня поставили перед фактом. Через полгода похоронила. С тех пор одна – три года уже.
– Да, тоже не позавидуешь.
– Хоть бы ребёночек был… – Голос Нади предательски задрожал, на глаза навернулись слёзы. Она помолчала, взяла себя в руки.
– Успокойся! Родишь ещё – какие твои годы. Тебе сколько?
– Тридцать пять – много уже.
– Эх, мне бы твои годы!
– Ты говоришь как старик.
– Мне на днях сорок пять стукнуло.
– Что же ты не сказал?
– Мы не настолько знакомы были. Впрочем, не поздравил никто, даже Лёшка. То ли забыл, то ли… – Николай не договорил, но Надя поняла его, кивнула.
– Ой, вечер скоро, мне домой пора.
– У тебя что – собака не выгуляна или семеро по лавкам сидят? Тебе плохо у меня?