— Не, ты можешь себе представить, Нема?! Он еще Москву не прошел, только-только эшелон набрал, а уже вызвал меня на связь и стал требовать тот коньяк!‥ Ну, ты помнишь!‥ «Черноморец» — «Спартак»! Кошмар! Этот Леха — такой жучила!‥ «С одесского кичмана бежали два уркана…» Так вот один из них был Леха Ничипорук! Чтоб я так жил, Нема!
В яхт-клубе Одесского военного округа, на самом конце длинного бона, далеко выходящего в море, на колченогом столике стояла переносная армейская рация. Около нее на складном стульчике сидел человек в одних плавках, с золотой звездой Давида на шее и точно таком же шлемофоне, как и командир вертолета. Это был Нема Блюфштейн.
Вокруг него стояли несколько человек. Сбоку у бона был пришвартован катер.
— Ой! Гриня!‥ Я тебя умоляю!‥ — сказал в микрофон Нема с неистребимым южно-одесско-черноморско-еврейским акцентом. — Вы таких два сапога пара, что только поискать!‥
— Я?! — раздался в выносном динамике возмущенный голос Грини. — Я же по сравнению с Лехой — слепой котенок! Леха — удав!!!
— Это ты мне будешь говорить? — спросил Нема в микрофон. — Или это не я отлетал с тобой одиннадцать лет?! Или это был какой-то другой майор Блюфштейн?
Летел огромный вертолет Вооруженных сил на небольшой высоте.
Нес под собой на четырех тросах тринадцатитонную яхту «Опричник». И на фоне синего неба, на фоне приближающегося Черного моря, белых прибрежных домиков и темнозеленой воды это было прекрасное, фантастическое зрелище!‥
— Гриня, — сказал Нема Блюфштейн в микрофон. — У нас тут пошел ветерок с моря. Ты начнешь снижение чуть пораньше, чем мы договаривались. И опустишь яхту метрах в двухстах от клуба. А мы ее встретим катером и отбуксируем к берегу.
— На хрена попу гармонь, когда есть колокола! — раздался голос Грини из динамика. — Ваш катер нужен, как зайцу триппер! Я их опущу, отстрелю троса, а они сами на двигателе пришвартуются, куда ты им покажешь!‥
— Они, что, у тебя в яхте?! — в ужасе вскочил Нема, а все окружающие схватились за головы…
— А шо такого? — глядя на горизонт, полковник Казанцев вел вертолет к морю. — Нема! Что ты из себя строишь целку-невидимку? Ты не помнишь, как мы с тобой раненых из Джелал-Абада вывозили? И в подвесных контейнерах, и на подкосах шасси… Так там были искалеченные пареньки, а здесь нормальные здоровые мужики!‥
Марксен Иванович, Арон и Вася сидели в задраенной каюте летящей по небу яхты.
— «На палубу вышел, а палубы нет — в глазах у него помутилось», — пел Вася.
Он был страшно возбужден, все время прыгал от одного иллюминатора к другому, хватал бинокль, сам смотрел в него, совал его Арону, Марксену Ивановичу, чтобы и те могли усладиться тем, что приводило его, Васю, в такое восхищение.