— Чего ты хочешь?
— Теперь, когда твои земляки оказались негодяями, я хочу знать, что ты на самом деле видел. Без оглядки на то, что один римлянин чем-то обязан другим римлянам.
Перперна тихо проворчал.
— Некоторые арабы Мухтара тоже были в сандалиях. Погонщики — босиком. Но…
Он вздохнул и покачал головой:
— И что это даст? Римские сандалии. Без особых примет. Правда, я думаю, что одним из мужчин был Руфус.
— Я не смотрел, как хоронили убитых. Ты не заметил какую-нибудь особенность на трупе девушки?
— Ее голова была подвижной. — Перперна посмотрел в глаза Деметрия. — Настолько, насколько может быть подвижной голова мертвеца, которому кто-то проломил затылок.
— Особый курс обучения ближнему бою голыми руками… Сначала проломили голову, а затем задушили, чтобы оставить следы на горле? Для того чтобы глупый Деметрий не присматривался и остался в неведении.
— В мое время, — сказал Перперна, — такому обучали только телохранителей Августа Октавиана.
— Сегодня это умеют и преторианцы.
— Теперь я спокоен. — Перперна улыбнулся. В его голосе прозвучало почти облегчение. — Собственно, ничего нового я тебе не сказал. Ты и сам обо всем догадался.
— Мне думается, тебя следовало бы отлупить.
— Разве это что-нибудь изменило бы?
— Мы все были бы осторожнее.
Перперна хмыкнул, резонно заметив:
— Тогда они не стали бы просить стражников бросить нас в подземелье. Они убили бы нас где-нибудь в пустыне.
Изнемогая от вынужденного безделья, Деметрий снова принялся сопоставлять обрывки происшедших событий и факты. Общая картина почти не изменилась. Теперь он мог с уверенностью сказать, что в ту ночь Руфус и Мухтар вышли из долины, чтобы поговорить без посторонних. Прексасп и девушка, вероятно в поисках уединенного места, случайно натолкнулись на них.
Однако относительно целей Руфуса и Мухтара у него до сих пор не было определенного мнения. Без сомнения, Руфус командовал особой группой самых лучших, самых сильных воинов. Но Деметрий не мог установить никакой связи между событиями, которые коснулись его, и поездкой римлян на север, к Пилату.
В один из этих безрадостных дней Нубо тоже попытался сложить в единое целое все, что он видел и слышал. Он подошел очень близко к той схеме развития событий, которую Деметрий считал наиболее вероятной. Почти все пленники, даже Рави, постепенно избавлявшийся от подавленности, принимали участие в дискуссии, высказывая свои соображения. Деметрий больше молчал и наблюдал за Клеопатрой, которая время от времени что-то подтверждала или отрицала, но в основном слушала.
— А теперь, — сказал вдруг Нубо, обращаясь к Арсиное, — расскажи-ка нам, почему ты в тот вечер так настойчиво хотела остаться наедине с Деметрием.