— Теперь ты мне веришь, что я не появилась бы здесь без нужды? Что у меня нет намерения становиться между тобой и прокуратором?
Клавдия кивнула. «Нерешительно и как-то неуверенно. Странно для такой женщины, как Прокула», — подумала Клеопатра.
— Поговорим о тебе, — сказала она.
— Обо мне? Почему?
— Ты Прокула Скрибония, не правда ли? Твой дед был двоюродным братом первой жены Августа Октавиана, Скрибонии. Разве это не свидетельствует о нашем с тобой родстве, пусть и очень дальнем?
Прокула громко рассмеялась.
— Чтобы пересчитать звенья цепи, которые лежат между нами, не хватило бы пальцев на двух руках. Но я понимаю, что ты имеешь в виду.
Она встала, обошла вокруг стола, протянула руку и помогла Клеопатре подняться с табурета.
— Давай сядем рядом и продолжим беседу, — сказала она. — Пятиюродная сестра? Семиюродная племянница?
— Это звучит так, будто и то, и другое тебя удивляет.
Прокула опустилась в кресло, постучав по спинке другого. Клеопатра села.
— Я была удивлена тем, — сказала Прокула, — что в самых узких кругах так много ужасного.
— Ты думала, Август имел влияние на Антонию?
— Мы очень мало знали об этом. Поэтому…
Вполголоса, будто опасаясь, что ее кто-то подслушает, Клеопатра сказала:
— Говорят даже, что Ливия отравила Августа, чтобы быть уверенной, что в случае его смерти у Германика не будет возможности. Чтобы Тиберий…
— Мы не входили в высшее общество, — перебила ее Клавдия. — Женитьба Октавиана, который тогда еще не был Августом, на Скрибонии была чисто политическим мероприятием. Брак продлился недолго, и, кроме дочери Юлии, от него ничего не осталось. — Прокула замолчала. Когда Клеопатра попыталась ей ответить, она подняла руку.
— Дай мне подумать. Ваш караван. Ао Хидис и этот князь-разбойник Бельхадад. Руфус, которого ты считаешь человеком Сейана…
— Я не считаю его человеком Сейана. Он мне об этом сам сказал. Однозначно намекнул. К чему ты клонишь?
— Антония…
— А… — Клеопатра почувствовала, будто холодная рука сжимает ее сердце. Это был леденящий душу страх, связанный с воспоминаниями о добродетели и опасениями, что ее прошлое вновь неожиданно всплывет.
— Ты все еще поддерживаешь связь с ней?
— С Антонией? Ты считаешь, что она захотела бы… знать что-либо о такой, как я? — спросила Клеопатра запинаясь, будто что-то мешало ей говорить.
— Она добродетельное зеркальное отражение дьяволицы Ливии, — задумчиво произнесла Прокула. — Во всех подробностях.
Клеопатра промолчала, внутренне сжавшись. Она боялась того, что Прокула скажет дальше.
— Что касается влияния. Ты знаешь, кому Пилат обязан своей должностью прокуратора?