— Затем, — упрямо настаивал он.
— Это связано с твоей рукой? С песком?
— Мы песчинки. Ты и я. Маленькая рука подняла нас, рука Бельхадада и его людей. Скоро они, являющиеся, собственно, тоже лишь песчинками, окажутся в другой руке, руке Рима. А Рим, более крупная песчинка, находится в руках богов. О них я знаю немного. В юности я поклонялся индийским богам, а позже не поклонялся вообще никаким. Арабские боги меня особенно не привлекали, а о римских я почти ничего не слышал. Я песчинка. А та, которая разделила со мной жизнь, превратилась в пепел. И исчезла. Руку, в которой я нахожусь, я знаю. Немного. Теперь я хотел бы узнать побольше о более крупной руке, которая нас скоро схватит и, возможно, сотрет в пыль.
Деметрий некоторое время молчал.
— Нелегкие мысли, — тихо произнес он. — Я не знаю, прав ли ты насчет руки Рима. Я и сейчас не могу представить себе, как они собираются захватить Ао Хидис. И смогут ли они это сделать. Я думаю, они будут разбиты. Поэтому… нет особого смысла рассуждать о руке Рима. Как говорят финикийцы, «Не чеши там, где пока не чешется».
— А у меня чешется. — Рави улыбнулся. — Расскажи мне о Риме.
— О чем ты хочешь узнать? О городе, об обычаях, о зданиях, о людях? Или об истории?
— Обо всем. Я встречал нескольких римлян, воинов и торговцев. Без сомнения, они хорошие воины и преуспевающие торговцы. Но в общем… они показались мне заносчивыми. Заносчивыми, не имеющими ни малейшего представления о нравах и обычаях других народов и не стремящимися приобрести какие-то знания. Если это не касается повседневной жизни и торговли.
— Ты говоришь о властителях мира, — заметил Деметрий. — Первоначально они жили в деревне, на болотистом берегу реки. Чтобы вылезти из болота, они поднялись на семь холмов. Потом они были подданными чужих царей, живших по соседству. А когда им удалось сбросить господство иноземцев, они несколько столетий довольствовались тем, что сами нападали на всех соседей и захватывали их земли, пока наконец в Италии нечего больше было захватывать. После этого римляне стали отправляться в походы за моря и горы и принимать в свою семью других соседей. Насильно. Или истреблять их. Сейчас, кажется, они достигли своих пределов. По крайней мере тех, которые их устраивают. Болота, пустыни, леса, моря и горы стали теперь границами. То, что они еще не завоевали, либо находится слишком далеко, либо не представляет экономического интереса. Либо, как в случае с парфянами, трудно завоевать. Этого тебе достаточно или ты хочешь узнать больше?
— Так возникают империи. — Рави несколько раз кивнул головой. — И в Индии то же самое. Но империи сохраняются только тогда, когда завоеватели что-то дают завоеванным. Что дают римляне?