Другой окольный путь привел его в Галилею.
Соседи считали его немного ограниченным. Какой римлянин добровольно согласится командовать солдатами Ирода Антипы? Он знал, как к нему относятся, но это его не смущало. Так было лучше.
Ни царь, ни начальники Афера, ни важные горожане не должны были знать ничего о его настоящем задании. Его официальная деятельность вызывала у них ненависть. Заводить дружбу он не имел права. Центурион-язычник не имел права дружить ни с горожанами, ни с крестьянами, ни с рыбаками, ни с ремесленниками. Поэтому среди жителей Иудеи у него было всего лишь несколько знакомых.
Он и остальные солдаты служили царю Иудеи, но на них смотрели как на оккупантов. Они должны были блюсти закон и порядок, защищать таможенников и сборщиков налогов (евреев, состоящих на службе у царя Иудеи, «друга» императора), помогать строить дороги, обеспечивать безопасность караванам, бороться с разбойниками, охранять границу с империей Филиппа… в общем, выполнять самые отвратительные обязанности. Они были ненавистными иноязычными оккупантами в стране, где все говорили на арамейском языке, древнем языке персидских захватчиков, и, кроме того, владели греческим языком войск Александра, а потом селевкидов, завоевателей, которые пришли после персов. Иногда проскальзывали полузабытые слова их собственного языка, но еврейский язык древних письмен не был больше языком в полном смысле этого слова. Он использовался только в ритуальных целях. Даже ученые, владевшие грамотой, излагали свои путаные мысли на арамейском. Во всяком случае, большинство. Находились, конечно, энтузиасты, которые хотели возродить старые законы и обычаи и с помощью главного еврейского божества и его заклинаний прогнать всех захватчиков из Иудеи и Галилеи. Их было немного. Но даже те, которые к этому не стремились, понимая, что мысли бога, изложенные на непонятном языке, не возымеют действия, даже эти разумные люди были частью избранного народа и не имели права осквернять себя тесным общением с представителями других национальностей.
Ученый, которого Афер спас от разбойников, не мог с благодарностью пожать ему руку, войти в его дом или принять его в своем доме. Он накрыл для него и его людей праздничный стол в саду, с особыми блюдами и напитками, в отдельной посуде, которую после пиршества не стали мыть, а просто разбили.
К счастью, он знал и других людей, обычных евреев, которые не особо придерживались строгих предписаний. Они входили в его дом или в крепость, обращаясь за помощью, терпели его присутствие в своих домах. Обычные люди, трудолюбивые и лишенные высокомерия. Они нравились ему, потому что ничем не отличались от него. У них были те же мечты, надежды и опасения. Но и для них он оставался чужеземным надсмотрщиком.