— Мне хотелось бы, чтобы он нашел себя на каком-нибудь другом поприще, — сказала как-то Клеопатра. — Я думаю, он мог бы стать хорошим отцом семейства.
Уголки рта Элеазара опустились.
— Ты настраиваешь меня на скептический лад. Он никогда особенно не думал о детях.
— У некоторых мужчин это отношение меняется, как только у них появляются собственные дети.
— Кроме того, у него не было подходящей женщины. Но он бы ее, вероятно, нашел. Где-нибудь в другом месте. — Из его уст вырвалось что-то среднее между смехом и вздохом. — Но не среди моих соотечественниц.
Клеопатра смотрела на него через колеблющееся пламя масляной лампы.
— А ты не любишь своих соотечественников?
Щеки Элеазара покраснели.
— Это не так. Я думаю, у Афера был трезвый взгляд на вещи. И острый ум. Он однажды сказал: «Среди вас есть прекрасные люди, но есть и бестии, как и везде. Не страшно даже, что вы возомнили себя избранными. Когда-нибудь вы поймете, что и другие, которых вы считаете неизбранными, — нормальные, полноценные люди. И тогда вам удастся заткнуть пасть вашим мрачным проповедникам и заставить толкователей священного писания по-настоящему зарабатывать себе на жизнь, вместо того чтобы раскладывать слова на знаки и переосмысливать эти знаки». Что-то в этом роде. Вообще, у него была одна женщина, которую он полюбил. Но у них ничего не вышло.
— Почему? Ваши люди этого не допустили?
— Она воздержалась… от всего этого. А потом она встретилась с этим бродячим проповедником обновленной веры, Йегошуа, и вышла за него замуж. Ее зовут Мириам. Красивая, умная женщина.
— Йегошуа?
— Ты говоришь так, будто ты его встречала.
— Да. Я думаю, он был праведником. Добрый человек. Они распяли его на кресте.
— Ах! — Элеазар был поражен. — Афер хорошо о нем отзывался. Когда это произошло?
— В тот день, когда я с Колумеллой покинула Иерусалим. — Она рассказала о том, что знала, и поняла, что хотела бы знать больше.
— Проклятые мракобесы, — пробурчал Элеазар. — А если бы Пилат приложил усилия… Но теперь все уже бесполезно. Давай лучше вернемся к Аферу. Мы говорили о том, что желали бы ему другого конца.
— Чего бы ты желал?
— Он нашел хороший конец. Один из тех, о которых он думал. В расцвете сил, не от болезни. В борьбе против сильного врага. Прекрасная смерть для воина. Я бы только хотел, чтобы его смерть была воспринята более достойно.
— Разве это не так?
Элеазар хмыкнул.
— Неизвестная война в пустыне, о которой никто не будет говорить, о которой никто не узнает? И доблестный воин, опутанный интригами, которые сплел Рим? Скажи, ты тоскуешь о нем?