— Есть обязательства, от которых можно отказаться. Я все время путешествовал и подолгу не был дома. Почему не продолжить? — Он начал сгребать монеты, камни и золотые слитки в сумку. — Этим предметам я могу найти лучшее применение. А почему ты спрашиваешь?
— Никакого брака, — шутливо заявила она. — Только умиротворение, пока оно будет длиться?
— Почему никакого брака? — Он наклонился, и она почувствовала кончик его языка на своем пупке. — Браки могут быть расторгнуты, когда умиротворение больше не действует.
Она дотронулась до его головы, взъерошила пальцами его волосы.
— Тогда не будет никаких тайн, не правда ли?
— Какие тайны, княгиня цветов Канопоса?
— На столе лежит папирус, — сказала она. — Не поднимай голову. Пусть он лежит там, где лежит. Хорошо. Я написала длинное письмо. И сделала копию. Письмо должно скоро попасть в Рим.
Деметрий поднял голову и посмотрел на нее.
— Руфус, — пояснила она, — был человеком Сейана. Ты разведчик торговцев с дальними странами. Колумелла и Афер работали на императора и на легионы.
Деметрий кивнул.
— Я должен на тебя смотреть, когда ты говоришь важные вещи. И мои пальцы, прежде всего вот этот, не должны отвлекать меня.
— Не должны? Нет, не должны. О чем я хочу сказать…
— … кроме умиротворения…
— То, что ты сейчас услышишь, ты не должен никому рассказывать. Могу я рассчитывать на твое молчание?
— А зачем болтать? — он улыбнулся. — Для губ и языка есть лучшее применение.
— Нет… Посмотри на меня. Речь идет о четвертой тайной службе.
— Шпионы Ливии Августы? — он выпрямился.
С сожалением она почувствовала, что его внимание полностью переключилось на ее откровения.
— Ливия была олицетворением порока и корысти. Кто должен был унаследовать и преобразовать эту сеть пауков-убийц, как не добродетель?
У Деметрия отвисла челюсть.
— Ты имеешь в виду?..
Клеопатра рассмеялась.
— У тебя потрясающе глупый вид. Я люблю тебя. Разбуди свой палец, тогда я буду говорить дальше.
— Слушаю и повинуюсь, княгиня.
— Хорошо. Когда Ливия Августа отправилась к богам, в Риме остались тысячи глаз и ушей, которые не знали, за кем им теперь следить, и тысячи языков, которые не знали, кому им теперь доносить. Так как порок умер, они обратились к добродетели. И добродетель взяла их под свое крыло, продолжая использовать их возможности. Использовать по-новому.
— Я тебя правильно понимаю?
— Антония, младшая дочь Марка Антония… Моя приемная тетя, если так можно выразиться. Она стала наследницей Ливии. Чего никто не знает и не должен знать, слышишь?
Он кивнул.
— В этой сети порочные люди. Добродетель использует порок, чтобы поощрять добродетель. Она воспитывала меня, пока я не сбежала, потому что добродетель меня душила. Но я ей благодарна. В определенной мере. И поэтому я все эти годы сообщала ей обо всем, что считала важным.