Штольц торопился вовсе не на службу, в рейхсканцелярии намеревались не работать, а отпраздновать событие. И предстояло снова окунуться в атмосферу ненависти и презрения к иным национальностям и расам. В такие минуты Георгий Иванович ощущал благодарность судьбе за то, что родился немцем – быть таким русским он вовсе не хотел. Русским, забывшим, что великая страна стала таковой не на крови инородцев, что истинный подвиг в самопожертвовании, а сила не нуждается в страхе, чтобы доказать ее всем. Русским, забывшим, как оставаться человеком.
Глава 10
«Рейх – на Чешке – хорошо…»
Успех операции нужно было отпраздновать – невесть где добываемые запасы спиртного в кабинете партайгеноссе опять лились рекой. Приглашенный Штольц не забывал вовремя поднимать стакан за здоровье фюрера, процветание Рейха и невразумительное «чтоб все они сдохли» (не уточняя, кто именно эти «они»), но старался не напиться. И без того тошнило от вида нацистов, нажравшихся в дупелину и травивших еврейские анекдоты. Что ни говори, а обед с Лизой был намного приятней, но отказаться от этого приглашения Георгий Иванович не смог. Он поднял бокал с коньяком, рассматривая жидкость в свете неяркой лампочки под потолком. «Где Шванштайн умудряется доставать настоящий коньяк? Наверное, тут не обошлось без его национальной «шахтерской» хватки» Он улыбнулся… не столько старому еврейскому анекдоту, сколько мысли, что сам скатился до травли оных… пускай только в мыслях… «Это заразно!» Штольц опустил бокал с напитком и оглядел окружающих.
Сильно набравшегося агитатора несло. Он никак не мог слезть со своего профессьон де фуа, поднял бокал и громко продекламировал:
– Крошка сын к отцу пришел, и сказала кроха: Рейх – на Чешке – хорошо, партизаны – плохо!
Громко заржав собственному экспромту, он залпом выпил, ни капельки не заботясь о том, воспринял ли кто-нибудь, кроме него, эту сомнительную переделку строфы из Маяковского как тост. А участие в этом собрании «великих» лишний раз утверждало его в собственной незаменимости и важности, подпитывая и без того гипертрофированное самомнение. Глава агитационного отдела любил аудиторию, особенно после нескольких рюмок. Замерев на минуту, словно прислушиваясь к ощущениям, которые возникли при путешествии коньяка по организму, Гаусс передернулся, занюхал рукав своего черного кителя и продолжил:
– Рейх предназначен для сверхчеловека! И она должна существовать… эта сверхличность, которая стоит над всеми. Которая над всеми поставлена. Чтобы всех… Всех!!!
Он выразительно сжал кулак, но что эта личность должна сделать со всеми, Леонид Павлович уже не уточнил, а судя по мечтательному выражению лица, плевала его собственная сверхличность на остальных. И с огромным удовольствием. Говоря об этом, агитатор-идеолог точно имел в виду не фюрера!