– Приступить к выполнению, полковник. – Седой генерал поднялся с места, чтобы покинуть зал. – До возвращения президента Твалтвадзе объявить чрезвычайное положение. Все решения согласовывать лично со мной. А я отчитаюсь перед президентом о принятых мерах.
Брамин, так поначалу удачно и высокопарно призывавший одним махом перекрыть туннель, мешком осел на стул. Крушинин снова тихо улыбался: не стоило лезть в епархию военных, особенно когда не можешь воплотить свои замыслы самостоятельно. И тоже прошел к выходу.
Глава 12
Награда за верность
Метровагон словно проявлялся из сумрака. В свою бытность подработки у фотографа Сергей наблюдал, как проявляются на фотобумаге из бело-молочного ничто контуры. Все четче и четче, и вот на бумаге видно лицо человека, которое потом приклеят на документ. Смешно! Был никто, а стал человек с именем и фамилией. Будто до этого человека не было, пока ему не вручили паспорт. Теперь же реальный мир являлся с неохотой, словно Она не отпускала его, словно пыталась оставить частичку себя в его душе. Мир был также эфемерен, как и сущность, державшая в плену, а он где-то посередине между ними. Парень был в ней… или среди нее… или, скорее, частью ее, трудно понять, а тем более объяснить, и одновременно он был в реальном древнем вагоне метро среди мумифицированных тел людей, умерших так давно, что даже время забыло их.
***
Подходы к платформе опустели, хотя обычно по утрам здесь не протолкнуться, ежедневные физические упражнения были отменены. Все спешили на Тверскую, и Штольц уже догадывался зачем… Снова дают «спектакль», вот только он еще не понял, при чем здесь рейхсфюрер и какое отношение к этому имеет он – штандартенфюрер, офицер аналитического отдела. К чему это столь официальное приглашение?
Из-за спин собравшихся не было видно, кто стоял у ступеней снова воздвигнутого дощатого эшафота. Первые ряды теснились у подножия шаткой постройки, не уступая удобного места, пока не разглядели целого штандартенфюрера, и лишь тогда почтительно расступились, давая дорогу. Офицер приветствовали, но в глазах застыло напряжение. Что-то было не так…. Происходило что-то неординарное.
Ширшов стоял рядом с палачами с таким видом, словно вешать собрались именно его. На потемневшем и мрачном лице резко обозначились морщины, не причесанные, как обычно, аккуратно седые усы повисли над сжавшимися в нитку и без того тонкими губами. Он начал тяжело подниматься по ступенькам. И только теперь за его спиной Георгий Иванович разглядел Елизавету. Девушка дрожала в руках конвоира службы безопасности, в глазах плескался ужас. Она беспомощно оглядывалась, и ее взгляд остановился на Штольце. Надежда искоркой вспыхнула на миг и угасла, она отвернулась, потом умоляющим жестом протянула к нему связанные веревкой руки. Ее толкнули, вынуждая следовать за Ширшовым вверх по ступеням. Георгий Иванович стоял неподвижно, будто его кто-то окатил ледяной водой из ведра, у него также перехватило дыхание от жуткого зрелища, свидетелем которого он сейчас станет. Почему-то вспомнился Гаусс-Гусев. Его слова. Рейх пожирает своих детей. А кто следующий? Может быть, действительно он – этнический немец Штольц Георгий Иванович?