— В смысле?
— Ты и Старцев только-только начинали впадать в то состояние, в котором она находится уже очень долго.
— Жуть…
— Ты захотела чай и овсяное печенье, Старцев — глинтвейн. Когда тебя затрясло, я испугалась, — стала тебя трясти, — ты попросила чай с печеньем. Ну что ты на меня уставилась?! Откуда я знаю, что с ней?
— А свечи зачем? А что в бутылочке, за которой Старцев поехал? Это поможет?
— Конечно, поможет, — обязательно. Но пока он не приехал — нам надо ее разбудить — тряси ее давай!!!
И они стали трясти безжизненное тело, растирать ледяные руки и ступни, тереть щеки, пока Фенек снова не сползла на пол, не обхватила ноги руками, не уткнулась носом в собственные колени. Ирма, казалось, постарела за эти минуты на несколько лет. Будто рассеялись колдовские чары. Морщины стали глубже, взгляд потух, цвет лица стал землистым. Держась за спинку кровати, она дрожащей рукой дотянулась до стакана, сделала глоток, опустилась на колени, поднесла чашку с чаем к губам Фенека. Та тоже сделала невероятное усилие над собой, обхватила ладонями теплую чашку, вдохнула аромат, и еле улыбнувшись, одними губами прошептала:
— Молоко…
— Нет уж, дорогая, — прохрипела Ирма осипшим, старческим голосом. В этот момент она была похожа на злую колдунью из старой страшной сказки… — Давай, — пей свой чай и не капризничай. За молоком я тебе не побегу — сил нет…
— Молоко!!!! Она хочет молоко! Теплое, с медом, — Фенек смотрела Ирме в глаза, она хотела что-то объяснить, но Ирма уже доставала из сумочки пудреницу и помаду.
— Значит так, — скомандовала начальница помолодевшим голосом, — допивай чай, тряси ее дальше — а я пошла, очарую буфетчицу этой замечательной, гостеприимной психиатрической больницы. Должно же быть у них молоко! Я не знаю, что с этой дамой, и что это за магия такая, — но молоко я достать смогу.
— С медом! — крикнула ей в спину Фенек, растирая и тряся несчастную с новой силой.
Ирма шла по коридору, пытаясь понять, в какой стороне буфет или столовая. Темнота за окнами наводила на мысли о том, что даже если она найдет в этом храме неврозов кухню — там уже никого, конечно же, не будет… Пост, за которым должна по идее круглосуточно дежурить медсестра был пуст, из приоткрытой рядом двери сестринской доносилось чье-то мерное дыхание, очень похожее на деликатный храп. Но это были не единственные звуки:
— Марита, Мариточка…. Девочка моя…. Господи помоги, помоги ребенку моему, Господи…
Ирма обошла пост. На небольшом диванчике сидела женщина, чей умоляющий, полный надежды взгляд сбил ее с толку в самом начале мероприятия, в которое она уже жалела, что ввязалась.