— Вы мама…?
— Маргариты. Маргариты Ивлевой. Скажите — что с Мариточкой?
— Как вы ее назвали? Марита?
— Рита свое имя не очень любит, — просит Ритой ее не называть. Она всегда только полное имя свое признавала, Маргарита. Ну а мне длинно и как-то неласково…. Я ее Маритой и зову — ей нравится… Это только я ее так называю.
— Скажите, а молоко она любит?
— Любит, любит — теплое, с медом!!! Она маленькая специально даже обманывала, что горло болит, — чтоб в школу не идти и молоко с медом теплое получить…Ну а я и велась!!! Скажите, она очнулась?
— Как Вас зовут?
— Меня? Вера. Вера Игнатьевна.
— Вера Игнатьевна… У меня к Вам просьба. Это очень важно. Нужно молоко, теплое, с медом — как Марита любит. Вот только нужно побыстрей… Вы далеко живете?
— Да здесь я живу — как же я ее оставлю-то? А молоко я сейчас — я к Алефтине Николаевне сейчас… Она ж тут на кухне — я сейчас!
— Вера Игнатьевна — принесите в палату, хорошо?
Старцев чувствовал головокружение и легкую тошноту. Еще не придя в себя, он старался не обращать на это внимание. Ирма не догадалась предупредить свою «блестящую команду», на мобильник не отвечала, а пускать без ее официального разрешения незнакомца в святая святых — ее кабинет никто не собирался… На препирания ушло драгоценное время, поэтому он гнал обратно так быстро, как только мог (то есть очень быстро), зажав большим пальцем крошечный глиняный флакончик с загадочными узорами.
Женщина, укутанная пледом, полулежала на кровати и как младенец открывала рот каждый раз, когда Фенек подносила к ним чайную ложку горячего молока. Глаза были слегка полуоткрыты, мутная пелена не давала определить их цвет. Бледные, обесцвеченные губы, кисти рук висели совершенно безвольно и были очень холодными, не смотря на активные растирания. Пока самым большим достижением двух вымотанных ведьм было то, что женщина пила горячее молоко из чайной ложки с полуоткрытыми глазами. Совершенно нереально в ее образе смотрелись дорогие сережки, и кольца — золотые, теплые, сверкающие. Из какой-то другой, судя по всему, обеспеченной, уютной, устроенной жизни. Пока Фенек поила женщину с ложечки, Ирма пыталась задавать ей вопросы, чтобы хоть что-то выяснить, — но безуспешно. Женщина не отвечала, — она была еще слишком слаба, чтобы говорить.
В этот момент в палату влетел Старцев — в коже, шлеме, сжимая драгоценный флакончик в одной руке, другой уже прижимая к себе Ирму, которая почему-то кинулась к нему так, будто они двое влюбленных после долгой разлуки. Фенек застыла с очередной порцией молока, не понимая, что происходит, и вдруг женщина произнесла еле слышно: