Так прошли три года и два месяца. Однажды вечером счетовод Хиченсов, комиссионеров по продаже индиго, лег спать в состоянии странного возбуждения. Во сне индиго странным образом смешивалось с индийской рупией, племянник Элиа с посланником Франции, а Мери с ее величеством королевой. К утру мысли его стали яснее.
— Кабинет собирается в полдень, — думал он — в одиннадцать часов я получу шифрованные телеграммы из Парижа и Каира, а посланник явится не раньше четырех. К этому времени наше положение определится.
В эту минуту кто-то постучал в дверь.
— Кто там? — крикнул он.
— Вы опоздали, дядя Сам, — ответил чей-то голос — завтрак уже давно готов.
Он спрыгнул с постели и поднял шторы.
— Где же это я, — подумал он. Он увидел себя в зеркале и не узнал. Посмотрел на часы: у него были золотые часы, а эта серебряная луковка, очевидно, не его, хотя и кажется ему странным образом знакомой… Что это все означает?.. И почему лакей не приходит одевать его?.. Тут какая-то тайна… Он нерешительно спустился вниз. В маленькой столовой он увидел Мери и Элиа. Почему они называют его дядей Самом?
— Я боюсь, как бы не опоздали в контору, дядя, — сказала Мери. И герцог поймал себя на том, что он испуганно посмотрел на часы. Перед его глазами промелькнул магазин Хиченса. В девять часов он должен быть за своей конторкой, нужно просмотреть счета на индиго. Но как же быть тогда с заседанием кабинета министров, назначенным на двенадцать часов?
— Вы плохо выглядите сегодня, дядя Сам, — сказала миссис Тимминс: — вам нужно денек отдохнуть. Я уверена, что мистер Хиченс согласится на это. Элиа зайдет в контору предупредить его.
Благодарю вас, Мери, — ответил герцог: — действительно, я чувствую себя неважно.
Мистер Тимминс собирался уходить, когда герцог бросил ему коротко — Останьтесь, — и предложил сесть, повелительно указывая на стул жестом совершенно несвойственным дяде Саму.
— Элиа и Мери, сказал он — не будете ли вы так добры объяснить мне кто я такой?
Мистер и мистрис Тимминс с грустью посмотрели друг на друга. Неужели с ним начинается новый припадок?
— Но вы — дядя Сам, — ответила спустя минуту Мери.
— Конечно, конечно… а однако я прекрасно знаю, что я не дядя Сам, — объявил герцог.
— А кто же вы, — спросил мистер Тимминс.
— Я — герцог Гислей.
Мистер и мистрисс Тимминс обменялись скорбным взглядом.
— Ну, конечно, вы — герцог Гислей, — подтвердил Элиа — мы всегда это знали.
— Но почему же вы называете меня дядей Самом?
— О, это просто ласкательное имя.
— Но, сударыня, — возразил герцог — на каком собственно основании вы называете меня ласкательным именем?