Констэбль, прочитав официальным тоном по своему блок-ноту, взглянул на меня.
— Так, — ответил я, совершенно оторопев. — Сейчас иду.
Значит, я был несправедлив по отношению к моей несчастной незнакомке: ее рассказ о желтолицем человеке на лестнице оказался не выдумкой, а ужасающей действительностью!
III
Мой тягостный долг был выполнен; в обезображенных останках я опознал ту, которая меньше часа тому назад поразила меня своей красотой. Полиция была явно разочарована скудостью моих сведений об убитой, и даже как-будто недоверчиво отнеслась к моему рассказу. Как журналист, я должен был согласиться с его неправдоподобием, но кроме изложения обстоятельств, сделавших меня обладателем косы, и последующих событий, я не мог ничем помочь в этом деле. Таинственная коса не была найдена ни на убитой, ни в кэбе.
Итак, с этим тягостным делом все было покончено, если не считать, что я теперь находился под полицейским надзором. Я шел по Боу-Стриту, ломая голову над этой загадкой, в которой и я теперь был замешен. Само собой навязывалось предположение, что коса была какой нибудь священной реликвией, украденной из китайского капища, фанатические служители которого прилагают все средства, чтобы вернуть потерянное сокровище. Но такая гипотеза совершенно не объясняла роли красавицы — еврейки, а что она играла далеко не последнюю роль, в том я был уверен. Спокойное обозрение фактов показывало с очевидностью, что косу украла из моей комнаты именно она, а не кто либо другой; а какое-то третье лицо, — быть может, тот «желтолицый», о котором она говорила, — в свою очередь украл косу у нее и предварительно задушил ее.
Полицейская теория убийства (к я тоже склонен был принять ее) сводилась к тому, что убийца притаился сзади или сбоку кэба, или даже внутри него, так как он не был освещен. Он вскочил вслед за женщиной и напал на нее в то же мгновенье, как шоффер пустил в ход машину; если же он сидел внутри, то выполнить это было еще легче. Потом во время затора на одном из перекрестков он незаметно вышел, оставив в таксомоторе свою жертву, которая была обнаружена только у подъезда гостиницы.
Я знал, что во всем Лондоне можно только в одном месте узнать что — нибудь путное в связи с этим делом, и отправился туда. Это был тот самый «китайский кабачок», куда я направлялся в предыдущий вечер, когда странная встреча моя с матросом, обладателем злополучной косы, заставила меня изменить маршрут. Все подонки азиатского населения столицы рано или поздно наведываются в этот кабак, и я надеялся, приложив некоторое терпение, выполнить то, в чем, как-будто, уже отчаялась и полиция, — разоблачить убийцу.