Мир приключений, 1929 № 07 (Меррит, Макаров) - страница 19



Рассказ В. БОЦЯНОВСКОГО

Иллюстрации Н. КОЧЕРГИНА  


В то время, как обе столицы, старая Москва и новый Санкт-Питербурх только и думали о том, что им даст новое царствование вступившей на престол царицы Анны Иоанновны, глухая Рязань была взволнована событием, происшедшим здесь в 1731 г. на глазах у всех обывателей, событием, о котором, правда, под большим секретом рассказывали всюду, но которому многие даже не верили.

Началось с того, что как-то вскоре после смерти царя Петра, так примерно года через два, на главной улице Рязани появился какой-то незнакомый никому, — очевидно, пришлый человек.

Невысокого роста, худенький, лет сорока — не больше, он одет был в кафтан темно-зеленого цвета, солдатского образца, какой ввел у нас царь Петр. Нисколько, поэтому, неудивительно, что первый же встречный остановил его, поздоровался и полюбопытствовал, откуда он, куда идет и вообще все такое…

— Из Питера иду, — ответил прохожий.

Лицо рязанца выразило не то удивление, не то любопытство, не то далее недоверие.

— Из самого Санкт-Питербурха, — подтвердил прохожий.

И затем рассказал, что идет именно сюда, в Рязань, что это его родной город, но здесь у него никого нет и вряд ли кто его знает. Рос он без отца, без матери, а как у него был хороший голос, то взяли его сначала в Спасский монастырь певчим, а потом отправили в Москву. — А вот, — закончил он краткую повесть о своих странствиях, — сейчас домой потянуло. Скопил малую толику денег, домишко тут у вас выстрою и век свой хочу на родной земле дожить.

Звали его Крякутной… Чудно звали… Таких в Рязани не было, да — и самое имя какое-то непривычное… Прозвали здесь его скоро подъячим. В подьячих он не служил, а прозвали так потому, что смахивал с виду на воеводского подъячего, что умер лет десять перед тем, а больше потому, что был хорошо грамотный. Бывало, кому там просьбишку какую, али кляузу, сейчас к Кряку гному.

— Ну-ка, говорят, бывало, Крякутному, — крякни Иван Аникитыч, напишико-сь просьбицу.

И он сейчас это, безотговорочно — куда хочешь, — хоть в сенат. И напишет толково, ясно, да еще со всяким украшением. Человек он был хороший, добрый. Домишко себе выстроил на самом краю города, правильнее, совсем за городом, у самого болотца. Рязанцы там больше на уток охотились, а в соседний лесок за грибами ходили. Домишко у него был маленький, жил он скромно, а для прокормления себя занялся тем, что стал гнать смолу да деготь.

— Черный, как чорт, наш подъячий, — говорили про него рязанцы. — но жили с ним дружно.

Бывало, купит у него кто-нибудь ведро смолы, а он ему бесплатно разрешает стать прямо в сапогах в бадью с дегтем… Другой нарочно еще подольше постоит, чтобы кожа дегтем больше прошла… Он ничего… Пожалуйста, стой… Полюбили его молодые парни. Уж как только воскресенье, али какой праздник, так сейчас — айда к Крякутному. Девки стали даже обижаться.