Леший говорил, слегка путаясь в словах, и чувствуя, как те встают комком в горле. Лена кивала, но отчужденно, потерянно, не переставая всхлипывать.
– Вы видели, кто пришел к Семену?
Может и не стоило задавать ей вопросы сейчас. Может, нужно было прийти после похорон и все такое. Она же жена сотрудника и нужно отдать дань. Семен не был другом, сослуживец, но не год, не два. А Кондрату нужно было знать. Просто, для себя. Эгоистично, он понимал. Но нужно знать.
– Вы видели, кто к нему пришел?
Она покачала головой, так и не подняв глаз на Кондрата, и лишь промакивая их уголком черного платка.
– Нет, – ответ глухой совсем тихий.
– У Семена были какие-то проблемы последнее время, он жаловался?..
Она кивнула. Кондрат напрягся.
– Были. Он был встревожен. Даже ужинать не стал позавчера, ушел. А вчера весь вечер ждал чего-то. Ему кто-то звонил. Я дура даже заревновала. С женщиной говорил, имя у неё странное такое… Нора, Нира… я разговора не слышала, обрывки.
Семен не любил, чтобы в его дела нос… – она всхлипнула. – Говорили, о каком-то Петре… Про психиатрическую больницу и какую-то старуху, продающую газеты. – Она задумалась. – Несколько раз повторял… Севольное… да точно, Севольное.
– Севольное? – переспросил Кондрат.
– Точно, оно… А вечером он ушел. Вернулся уже поздно, часа в три. И даже настроение вроде улучшилось. Сказал, что теперь все будет нормально. А утром… я завтрак готовила, в дверь позвонили. Он пошел… я пока на стол накрыла, пока чай налила… а его все нет. Я и пошла к двери, вышла… а он там… лежит, – Лена уронила голову на плечо сидевшей рядом женщины, плечи затряслись в плаче.
Кондрат посмотрел на сиротливо стоящего в стороне участкового. Тот вздохнул на взгляд Лешего и развел руками. Что тут поделаешь, вроде как и работу делать нужно. За дверью уже стучали носилками санитары, и доносился голос Митяя:
– Осторожней, ребята, не дрова грузите.
Кондрат вышел. Тяжело, когда вот так. Вроде и видишь часто смерть всякую, но когда свои. Всегда тяжело. И ещё, Лешему очень не нравилось то, что рассказала Лена. Все тот же клубок? Как же Кондрату хочется из него выбраться, но странное, жуткое чувство, что он все больше в него запутывается. Семен говорил о старухе-газетчице. О той самой, о Любовь Тихоновне? Ох, как же ему не хочется связывать всё вместе. Кондрат вернулся в квартиру.
– Всего один вопрос, женщина, с которой разговаривал Семен: может её звали Номин?
Лена подняла на Кондрата заплаканное лицо.