– Кар!
– Увлекаешься приметами? – полюбопытствовал Леший, огарок обжег пальцы, он поморщился и откинул его в сторону.
– Дед шаманом был. Много примет говорил. Что-то в памяти так и осталось.
– Ишь ты? – без удивления, не смотря на журналиста, сказал Кондрат. – Что взаправдашним шаманом?
– Угу, – кивнул Еши. – Взаправдашним. С бубном и трещетками. С рогами, копытами над чумом, и котелком.
– В чуме? – переспросил Леший.
– Ну, да, он же шаман, потомственный бурят. Это я… метис. Так, ни к роду, ни к племени.
– А сам чего умеешь? – Кондрат повернулся и наконец, посмотрел в раскрасневшееся лицо Еши. – Говорят, вроде как по наследству передается.
– Да чего я там буду уметь, – пожал плечами журналист. – Что от деда слыхал, может и помню, так по малости. А по наследству, говорю ж, без роду без племени. Не признали меня в семье. Мать говорят, нагуляла, а сама сбежала, на дедов двоюродных малым скинула. В тринадцать я ушел.
– Как ушёл?
– Как? – грустно усмехнулся Еши, крутя в руках остаток сигарета. – Пешком. Сначала по тамошним прериям, потом к лесу вышел, реку нашел, вдоль реки брел.
– Не страшно было, одному идти?
– Страшно, – кивнул Еши. – Но оставаться куда страшней. Дед был темным шаманом. Много знал. Сын его родной болел сильно. Вот они и надумали… – Еши поперхнулся дымом и закашлял. – Я плутал, пока совсем не заблудился. Егерь нашел, в город привез. Здесь меня принял к себе Федор Ильич, бывший редактор «Вече». Сейчас на пенсии. Он меня и направил в свое время на журналистику. Я его как отца принимаю. А у него кроме меня и нет никого.
– История достойная пера, – усмехнулся Кондрат. – Федора, конечно, уважаю, принять ребёнка… уважаю. Повезло тебе.
– Не повезло, закономерность. В Яндыре нет детских домов, – окурок полетел в сторону урны.
– Это же хорошо.
– Это странно. Везде в мире отказники по приютам растыканы. А в Яндыре нет.
– Может люди хорошие.
– Угу, во всем мире люди как люди, а здесь только хорошие.
– Хорошие, не хорошие, только я о другом. Мог егерь тебя и не найти.
– Мог. Но нашел.
– Вот я и говорю, повезло, – Кондрат помолчал. – А с твоей, Номин… Ты сам не чуешь? Мутно это всё?
– Что всё? – прямо посмотрел на него Еши.
И Кондрат вдруг сообразил, не поймет ничего журналист. Для того чтобы понял, нужно рассказать, про синий свет, про Стаса, про психушку, про смерть Семёна. А если рассказать, то, сознаться самому себе, что это все одно целое, связанное. И дрожащая Номин в этом общем узле. И если начинать её искать, значит начинать распутывать весь клубок. А Лешему этого не хочется. Не нужно ему это. И он согласен с Еши, у него своя работа, свои дела, и не должен он лезть туда, куда лезть не хочет.