Поэтому в обществах «горного» варианта легко происходит ослабление и атрофия институциональных интегратов, функции которых узурпируются политическими силами: единство норм общества начинает определяться провозглашаемым единством сверхценных целей. Если в «равнинном» варианте ключевым социальным типом выступает чиновник, государственный функционер, какие бы своеобычные («байские») черты он ни обретал на той или иной местной почве, то в «горном» варианте вперед выдвигается тип человека политического в двух его ипостасях, то конкурирующих, то синкретизирующихся: это активист-интеллигент и человек оружия. Последний подтип очень неоднороден: тут и политически ангажированные профессиональные военнослужащие, и состав национальных гвардий, народных ополчений и так далее, и просто криминальные фигуры, сплоченные в квазиполитические бандформирования. При всей своей пестроте эти люди выделяются в особый слой, способный при благоприятных условиях придать всему обществу черты вооруженной политократии.
В начале 1990-х о сращении интеллигентов с людьми оружия прямо говорили такие деятели кавказской политики и, в общем, представители тех же самых групп, как генерал Дж. Дудаев и доктор филологии 3. Гамсахурдиа. Первый разделял всю противостоявшую ему чеченскую оппозицию на «интеллигенцию в кавычках» и «тех, кто тайно ввозит оружие, наркотики и желает пролить кровь» [СО, 1992, 27 октября]. Второй обличал оппозиционный Национальный конгресс и связанное с ним вооруженное формирование «Мхедриони» как союз «переродившихся интеллигентов» с «террористическими бандами» [Независимая газета, 1991, 26 февраля]. В перевороте, изгнавшем Гамсахурдиа из Грузии, ажиотажная активность интеллигентской элиты как «совести нации» переплелась с чисто военным путчем, совершенным национальной гвардией во главе с бывшим скульптором Т. Китовани, позднее при Э. Шеварднадзе стоявшим некоторое время во главе грузинских вооруженных сил, а затем арестованным за мятеж (судьба, крайне напоминающая участь полковника С. Гусейнова в Азербайджане). Тогда же, в 1992 году, сценарий свержения Гамсахурдиа явно послужил образцом для неудавшейся попытки низложить Дудаева в марте, когда за выступлением «представителей интеллигенции» с выражением недоверия президенту-генералу последовала вооруженная атака оппозиции на телецентр.
Очень показательны философствования югоосетинского радикала А. Чочиева, который, до того как возглавить Народный фронт Южной Осетии «Адмон Ныхас», защитил диссертацию по военно-аристократическому и военно-демократическому наследию в социальной культуре осетин [Чочиев 1985]. В 1989 году он обратился с интересным открытым письмом к популярному в обеих Осетиях генералу К. М. Цаголову, герою, а потом критику афганской войны, в конце 1980-х еще исходившему в кавказских делах из неоспоримости национально-территориального устройства СССР, а в антиосетинских бесчинствах гамсахурдинистов видевшему лишь довод в пользу усиления Союза. В своем письме Чочиев, обличив сращение советских генералов-осетин с номенклатурой, призвал к совместному «бдению» «Воина, Философа и Художника» во имя Свободы [Чочиев 1991], то есть собственно к консолидации интеллигентов и людей оружия вокруг «высоких» целей. Немного позже, в 1991-м, он же, объявив: «военная хунта – ведь не худшая, если служит народу, а не… отдельно взятой партии», – опять выразил возмущение ментальной и кастовой близостью осетин-генералов и полковников к партсекретарям, а не к интеллигентам-активистам [там же: 72].