«Осетинский проект» 1992–1994 годов харизматически осенял галазовское президентство не дольше первого его года. Уже поздней осенью 1994 года «Северная Осетия» отмечала, что «даже у нас, в Осетии, некоторые из демократов вдруг заявили об имперской политике России, фактически призывая к конфронтации с центром и на этом фоне воссоединить Осетию» [СО, 1994, 27 октября]. Еще раньше, в сентябре, первый патриотический съезд молодежи Осетии в послании к «Стыр Ныхасу» обвинял «нынешние властные структуры РСО и РЮО» в том, что те «не только не сделали шага к объединению Осетии, но в угоду некоторым политикам России и Грузии сводят на нет успешно начатый в 1992 году процесс интеграции» [Северная Осетия 1975: 2: 61]. Но почти в те же дни и сам «Стыр Ныхас» увещевал Галазова: «Чем больше Северная Осетия будет отворачиваться от Южной Осетии и ее проблем, тем жестче будет режим границы, тем больше будет уходить население юга на север. И перед нами встанет реальная угроза потери юга Осетии, многократного обострения проблемы беженцев, внутринационального конфликта. Ответственность за невыполнение воли народа и за окончательное разделение осетинского народа на две части, хотим мы этого или нет, будет возложена на нынешнее руководство Северной Осетии» [там же: 95]. Очевидно, что объединение Осетии вопреки Москве и против ее кавказской политики было немыслимо, пока «многонациональный народ Северной Осетии», а заодно Моздокский коридор и Владикавказ оставались заложниками влияния Центра на Назрань. С другой стороны, Галазов определенно принимал все цели, прокламируемые и «патриотической молодежью», и «Стыр Ныхасом». Но, уже допустив разоружение своей республики, он напряженно пытался переработать эти цели, приспособив их к принципам внутрироссийской лояльности и северокавказской легитимности. Границы его возможностей в 1995 году жестко очертились, по одну сторону, договором 23 марта «О разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти РФ и органами государственной власти РСО-А», определившем «неотъемлемые права» Северной Осетии как звена российской властной иерархии; а по другую сторону – возгласом Ельцина на ноябрьской встрече с Галазовым и Аушевым: «Мне не нужны местные князьки» [Здравомыслов 1998: 92], – адресованным в основном осетинскому президенту и фактически предупреждающим против собственных притязаний приграничного доминиона.
Проект государственного строительства, основанный на сложном балансе между обороной в Предкавказье и закавказским «легитимным наступлением» через ревизию региональных «структур признания», на игре между интернационализмом и «национальными чаяниями», между социальной интеграцией и целеполаганием, на оригинальной геополитической интерпретации отношения между нацией-гражданством и нацией-этносом, – был фрустрирован к новым президентским выборам. И даже триумфы лелеемого Галазовым осетинского спорта, похоже, должны были раздражать существенную часть осетинского общества несоразмерной подменой обещанного.