Упоминание Китая и Северной Кореи как военной угрозы в обнародованных в 2004 году «Принципах оборонной программы на 2005 финансовый год и далее» стало кульминацией процесса, начавшегося десятилетием ранее. 1993 год был отмечен так называемым северокорейским ядерным кризисом: Северная Корея вышла из Договора о нераспространении ядерного оружия в ответ на требование Агентства по атомной энергетике допустить инспекции на подозрительные ядерные объекты. В результате ядерная программа КНДР стала восприниматься как «серьезная угроза» безопасности Японии (Hughes 1999: 88–89). Эта угроза стала еще более глубокой после того, как в 1998 году КНДР провела испытание баллистической ракеты, пролетевшей в воздушном пространстве Японии; кроме того, шпионские корабли КНДР неоднократно входили в японские территориальные воды. Начиная с 2002 года похищение японских гражданских лиц в КНДР стало широко обсуждаться, что вместе с ядерной программой, существование которой подтверждали ядерные испытания, проведенные в октябре 2006 года, прочно поставило КНДР во главу угла оборонной политики Японии. Как уже отмечалось, «китайская угроза» постепенно обострилась (и уже не в первый раз) в начале 1990-х, когда японские специалисты обратили внимание на резко возросшие военные расходы Китая на фоне его экономического роста, сопровождавшегося отсутствием прозрачности. Дальнейшее развитие угрозы усугубилось ядерными испытаниями, которые Китай проводил между 1994 и 1996 годами, несмотря на возражения Японии, а также крупномасштабными военными учениями в Тайваньском проливе накануне президентских выборов в Тайване в 1996 году (Drifte 2003: 43–48). На протяжении многих лет конфликт только углублялся из-за растущего соперничества между Японией и Китаем за лидерство в Азиатском регионе, переоценки истории и, не в последнюю очередь, территориального спора в Восточно-Китайском море (Curtin 2005).
Однако, несмотря на возникновение новых опасных Других, о чем свидетельствует постоянное появление на первой странице ежегодного Доклада агентства обороны анализа «развития военной ситуации на Корейском полуострове», а также несмотря на существенное сокращение российского военного контингента на спорных островах, «российская угроза» присутствует в национальном дискурсе безопасности до 1997 года. Например, в парламентских дебатах военная мощь России на фоне политической неопределенности внутри страны часто называлась фактором нестабильности в Азиатско-Тихоокеанском регионе (см., например, речь Усуи Хидео в Палате представителей, комитет по национальной безопасности, 23 февраля 1996 года, NDL). В 1995 году Тамба Минору – в то время замминистра иностранных дел, а затем посол Японии в России – открыто заявил в дискуссии с представителями США, что Россия по-прежнему представляет военную угрозу безопасности Японии (Ferguson 2008: 80). Необходимость продолжать наблюдение за Россией и ее политикой подчеркивалась регулярно. В качестве доводов в пользу такой необходимости приводились, в частности, мощная Российская армия, сильный национализм и непредсказуемость политического курса (см., например, речь депутата Матимуры в палате советников, подкомитет по Азиатско-Тихоокеанскому региону, Комитет по международным отношениям, 10 апреля 1996 года, NDL).