УРСУЛА. Нет, после восьми часов из той части города никто не приходил, но Майк в порядке. (Видит, что не убедила МОЛЛИ, и с горечью улыбается.) В этом нет ничего сверхъестественного. Я поймала обрывки радиопередач. Один раз говорил Хэтч, в другой раз – точно Майк.
МОЛЛИ. Говорил что? Кому?
УРСУЛА. Без антенны определить трудно. Только голоса. Как я понимаю, они все еще пытаются связаться с Мачайасом.
МОЛЛИ. Раз ты ничего не слышала о Питере, то не можешь знать…
УРСУЛА. Нет… но знаю. Если я уговорю Люсьена Фурнье перестать крутить антенну и отвезти меня в офис констебля на его снегоходе, ты останешься за старшую? Если не обрушится крыша, тебе придется лишь объяснять, что все хорошо, завтрак в семь, и нам нужны помощники, чтобы раздать еду, а потом собрать грязную посуду. На сегодня работа почти закончена, и слава богу. Люди уже начали ложиться спать.
МОЛЛИ. Я поеду с тобой. Здесь оставим Тавию. Я хочу увидеть Майка.
УРСУЛА. Нет. Здесь Ральфи, а там – возможно, опасный преступник.
МОЛЛИ. У тебя тоже ребенок, о котором ты должна думать. Салли здесь.
УРСУЛА. Я волнуюсь из-за отца Салли, а не отца Ральфи. Что касается Тавии Годсо… Я никогда не скажу ей это в глаза, потому что люблю ее, но у нее болезнь старой девы. Она преклоняется перед братом. От одной мысли, что с Питером что-то случилось…
МОЛЛИ. Хорошо. Но скажи Майку, чтобы он организовал охрану. Сколько бы ему ни потребовалось мужчин. Все равно они здесь ничего не делают. А сам пусть придет сюда. Скажи, что жена хочет его видеть.
УРСУЛА. Я ему все передам.
Оставляет МОЛЛИ, пробирается через толпу у телевизора к ЛЮСЬЕНУ.
91. ЭКСТЕРЬЕР: В КАДРЕ РАСПАХНУТАЯ ДВЕРЬ СКЛАДА. ВЕЧЕР.
КЭТ по-прежнему смотрит на свои руки, но теперь в ее глазах начинает появляться осознание случившегося. Она переводит взгляд на окровавленную трость… вновь на окровавленные перчатки… смотрит на валящий снег. Широко раскрывает рот и кричит.
92. ИНТЕРЬЕР: КУХНЯ МУНИЦИПАЛИТЕТА. ВЕЧЕР.
ДЖОАННА, которая моет кастрюли в раковине и находится ближе остальных к двери черного хода, поднимает голову, хмурится. Остальные продолжают работу.
ДЖОАННА. Вы ничего не слышали?
КОРА. Просто воет ветер.
ДЖОАННА. По-моему, кто-то кричал.
КОРА (с преувеличенной терпеливостью). Сегодня так воет ветер, дорогуша.
ДЖОАННА, которую свекровь уже достала, поворачивается к МИССИС КИНГСБЕРИ.
ДЖОАННА. Девушка из универмага вернулась? Вы ее видели?
МИССИС КИНГСБЕРИ. Через кухню – нет.
КОРА. Как я понимаю, им есть о чем поговорить, Джоанна.
Лукавый взгляд. В придачу к нему – самый похабный жест, который пропустят в эфир (а может, и не пропустят): старушка соединяет пальцы в неплотный кулак, потом указательным пальцем другой руки постукивает по краю дыры, улыбаясь.