— Я взгляну на нее? Я ее друг.
Настя лежала с закрытыми глазами, неестественно закинув голову. Бледное лицо ее чуть припухло. Мертвая. Мертвее не бывает. Но, словно стараясь оттянуть время, я снова и снова пытался прощупать пульс, прослушать сердце. В конце концов, санитарам надоело стоять, и они двинулись к машине; а я, как заводная кукла, не отставая, брел рядом с носилками.
Дверцы захлопнулись и машина выехала со двора. Перед тем как сесть в нее, один из санитаров сочувственно похлопал меня по плечу и вроде бы хотел что-то сказать. Но потом только рукой махнул.
Я отвез Томку домой — к Настиным родителям. По дороге спросил, как у нее дела с поступлением в театральный, но она была не в состоянии произнести что-нибудь членораздельное, и ехали мы, в основном, молча. Я остановился у подъезда, и когда она выходила, поймал за руку, притянул к себе и, как мог нежнее, погладил волосы — такие же мягкие, как у Насти. По-моему, она слегка неравнодушна ко мне, как это бывает с младшими сестренками старых друзей или подруг. Как бы не было мне худо самому, я должен был ее поддержать. Пусть помнит, что у нее есть друзья, которые ее никогда не подведут. Я отпустил ее, она шмыгнула носом, мне показалось, с благодарностью, и пошла. Страшные слова готовилась она сейчас сказать отцу и матери… Я с ней подняться не набрался духа. Постоял немного и поехал. В прокуратуру поперся.
В вестибюле я спросил у похожего на ворону дежурного, кто занимается делом Романа Хмелика. Тот подозрительно меня оглядел, но потом-таки звякнул куда-то и сказал мне: «В тринадцатую пройдите — на третий этаж».
Встретил меня мрачный, но, сразу видно, умный мужик. Лет сорока, в официальном прикиде. Он назвался следователем Евгением Валериановичем Гридневым и поинтересовался, чем может быть мне полезен. Но цепкий его взгляд говорил о том, что он как раз решает, чем могу быть полезен ему я.
Я назвал свое имя, место работы и объяснил, зачем явился:
— Я хотел бы увидеть запись — из магазина.
— Какую запись?
— Вы понимаете, какую. Которую его жене показывали.
— А вы откуда об этой записи знаете?
— Настя мне и рассказала.
— А вы, простите, когда в последний раз видели Хмелика?
— Вчера на концерте.
— И как он вам показался?
— Очень усталым… Вы мне запись покажете или нет?
— Вы, как я понял, журналист?..
Все ясно. И я попер на понт:
— Вот что, Евгений Валерианович, я вам клянусь, что писать об этом без вашего специального разрешения не буду. Роман — мой старый друг. Это нужно лично мне, понимаете? А если вы мне откажете, тогда я точно буду звонить на каждом углу и все следствие вам попорчу.