— А откуда тебе известно, что это заявление было? — спросил я.
— Я знаю Осипа, он бы искал меня. Сначала бы постарался встретиться с Германом, а потом обратился бы в полицию.
— А с Германом ты больше не встречалась? — Это был скорее мой личный вопрос. Я должен был знать, испытывает ли она к нему прежние чувства или нет.
— В той истории я поставила точку, — ответила она мне с раздражением, как если бы я этим вопросом предал ее. Мы же с ней уже беседовали на эту тему раньше. Помнится, говоря о любви, отвечая на мой вопрос, не были ли они с Максом любовниками, она ответила достаточно откровенно и резко: «Мне хватило и Германа! Я не такая, вы меня просто не знаете! Я не хочу больше любить, я не могу больше любить. Меня так отравили, что я едва осталась жива».
Но сказать-то можно все что угодно.
Вспоминая эти ее слова о том, что она не сможет больше любить, я, с одной стороны, испытал чувство разочарования и тревоги, с другой — улыбнулся. Она же так молода, откуда ей знать, полюбит ли она еще или нет. Меня так сильно тянуло к ней и мне так хотелось ее обнять, что я едва сдерживался. Там, в машине, когда она сидела совсем рядом со мной, и я слышал ее дыхание и чувствовал нежность ее руки, я на время забывал о том, какие трудности предстоят мне в связи с обрушившимися на меня проблемами. Я не хотел думать о том, что после того, как меня посадят, мой сын, единственный наследник, продаст, очевидно, мой дом, что не станет бара, и что жизнь в нашей лесной республике изменится, и что еще долго мои соседи и друзья будут вспоминать эту историю, убийство доктора, мой арест, суд… Да, на суд придут точно все и будут бросать на меня из зала сочувствующие взгляды. Наверняка придет и тот, кто подставил меня, тот, кто убил молодую девушку Соню Винник. Во второй раз.
Я замотал головой, стараясь избавиться от незаметно подкравшихся ко мне мыслей и страшных картин суда и тюрьмы.
Я смотрел на затылок Фимы. О чем он думает? Наверное, о том, как ему сообщить Ракитину о трупе Зои в доме Селиванова. В сущности, я был к тому времени уже готов и сам встретиться с ним и во всем признаться, обо всем рассказать. Но сделать это так аккуратно, чтобы ни словом не обмолвиться об Ольге. О том, чтобы рассказать ему стопроцентно правдивую историю, не могло быть и речи. Собой-то я мог еще рисковать, и эти последствия касались бы лично меня, но рассказывать об Ольге не имел права.
Итак, что мы имели на тот момент? В моей жизни внезапно появилась девушка Оля, в которую я влюбился и которой очень хотел помочь. Пусть это звучит довольно грубо и просто, как-то обыкновенно, на самом же деле я испытывал к ней весьма нежные чувства, она волновала меня (что, однако, не мешало мне «изменить» ей в постели ее двойника и соперницы, занявшей место в ее московской квартире и супружеском ложе — Второй Ольги). Мою машину угнали и тем самым подставили меня. То есть у меня завелся вполне конкретный враг, которого мне еще только предстояло вычислить. Ольга, запутавшись в своей любовной истории и, образно говоря, наломав дров, продолжает их ломать. Не поверив в мои искренние намерения помочь ей, она сбежала из моего дома и спряталась в доме погибшего друга Макса, и ее внезапное появление вызвало, скорее всего, сердечный приступ, инфаркт (возможно) у не совсем здоровой и подвыпившей любовницы доктора Селиванова, Зои, забравшейся в его дом, чтобы немного помародерствовать, поискать там деньги.