. Решение пригласить Горбачева возникло у нее отчасти благодаря совещанию о Советском Союзе, которое состоялось в ее загородной резиденции Чекерс пятнадцатью месяцами ранее. “Это совсем НЕ ТО, – колко написала она поверх списка участников семинара, который составили для нее в министерстве иностранных дел. – Мне неинтересно проводить собрания со всеми мелкими министерскими сошками… которые когда-либо занимались данными вопросами… Мне нужны еще и люди, которые по-настоящему изучали Россию – русский склад ума, – и кому лично довелось там пожить. А больше половины людей из этого списка разбираются в теме меньше, чем я”
[603]. На семинаре она прислушивалась прежде всего к таким ученым, как оксфордский преподаватель Арчи Браун, который высказал предположение, что “движение за
демократические перемены [слова подчеркнуты г-жой Тэтчер в ее экземпляре доклада Брауна] может возникнуть внутри самой правящей коммунистической партии, а также под общественным давлением”. Браун знал Зденека Млынаржа (который жил теперь в Вене), и в июне 1979 года тот рассказывал ему о Горбачеве как о “непредвзятом, интеллигентном антисталинисте”. Браун не ссылался на Млынаржа на семинаре в Чекерсе, однако охарактеризовал Горбачева не только как претендента на высшую власть в Кремле, но и как “самого образованного” члена Политбюро и “пожалуй, самого непредвзятого” человека. Услышав это, Тэтчер посмотрела на министра иностранных дел Джеффри Хау и спросила: “Может быть, нам пригласить мистера Горбачева в Британию?”
[604]В апреле 1984 года Горбачева назначили председателем внешнеполитического комитета по советскому законодательству – почетная должность, обычно полагавшаяся второму секретарю партии. Это послужило удобным поводом для внешнеполитического комитета при палате общин предложить, чтобы Горбачев приехал в Лондон во главе советской “парламентской” делегации, после чего британский посол в Москве дал ясно понять, что, “если Горбачев приедет, то его примут на высшем политическом уровне (т. е. примет сама премьер-министр)” для обсуждения “широкого круга вопросов”, и это станет шагом в сторону “обширного диалога с Советским Союзом”[605].
Горбачев колебался. По словам Черняева, с которым он советовался на тему британской политики, ему не хотелось дразнить кремлевских коллег, “не одобрявших его появления на международной арене”. А еще, похоже, Горбачев не был уверен в себе. В сентябре 1984 года он встречался с делегацией британской коммунистической партии, приехавшей с визитом в Москву, и, по отзыву Черняева, Горбачев “провел [эту встречу] умно, весело, откровенно – совсем не ординарно, не по-пономаревски и не по-сусловски”. Но через пару дней он позвонил Черняеву и спросил: “Ну как?” Впрочем, к Горбачеву быстро вернулась прежняя уверенность в себе. Относительно поездки в Лондон он сказал Черняеву: “будем размывать монополию”. Горбачев явно намекал на безраздельное господство Громыко в области внешней политики, хотя и не назвал его имени. “Замыслы, значит, у него большие, пометил я себе в дневнике. Дай Бог!!”