.
Преувеличение со стороны пылкого поклонника? Речь Горбачева, произнесенная 13 марта на похоронах Черненко, содержала все положенные траурно-почтительные слова, но в ней же оратор обещал бороться “против любых проявлений парадности и пустословия, чванства и безответственности”[702]. 15 марта состоялось собрание секретарей ЦК, и Гришин предложил провести пленумы обкомов, чтобы обсудить указания нового партийного руководства. Горбачев отреагировал резко: “Какие еще пленумы? Зачем? У нас с вами слишком много дел, чтобы заниматься опять совещаниями. И какие это решения Пленума ЦК? Что меня избрали Генеральным секретарем? Что тут обсуждать?”[703] На том же совещании Горбачев повторил свои слова, сказанные заместителю премьер-министра, который хотел торжественно передать “приветствия” нового генерального секретаря съезду в Таллине по случаю вручения ордена Эстонской ССР: “Никому это не нужно. Люди до смерти устали от всех этих ‘приветствий’”[704].
Горбачев был прирожденным политиком. Однако все дары природы можно усовершенствовать. И Горбачев принялся работать над своим даром “непосредственности”. Поначалу он не слишком стремился появляться на телевидении – не хотел заниматься “саморекламой”, как пояснял он сам. Он отказывался от телесуфлеров, чтобы выглядеть естественно, и от карточек с крупными подсказками, которые пытались ставить рядом с его столом в кремлевском кабинете. “Мы просто полагались на его феноменальную память”, – вспоминал Кравченко. Изредка Горбачев заглядывал в листки бумаги, но, обращаясь к народу, “он как бы вел разговор с телезрителями”. Чтобы создавалось именно такое ощущение, он просил, чтобы напротив него, помимо оператора, сидел еще какой-нибудь “собеседник”. “Я должен видеть ваши глаза, чтобы улавливать вашу реакцию и понимать, интересно ли вам”, – пояснял он. Горбачев никогда не читал текст “слово в слово”, добавил Кравченко, “даже если он сам его написал”[705].
Горбачев задал новый, демократический, тон на заседаниях Политбюро. Огласив темы для обсуждения, он коротко делился своими замечаниями, а потом приглашал выступить других. По Политбюро он рассылал некоторые письма от простых граждан со всех концов страны с восторженными отзывами о деятельности Горбачева. Реакция людей была необычайно живой. “Очень волнует”, отмечал в дневнике Черняев. “Языки развязались, откровенно, сильно, без оглядки люди пишут… Выкладывают все, что накипело от брежневиады и черненковщины”[706].
На пленуме ЦК 15 октября 1985 года первый секретарь одного из обкомов Казахстана пустился в славословия, “стал говорить о ‘большевистском стиле’ и ‘ленинском подходе’ товарища Горбачева”, о том, что “счастье – иметь такое динамичное руководство”. И тут Горбачев не выдержал. “Ну, нам-то на Пленуме зачем же это: Горбачев, стиль Горбачева? Зачем нам-то в этом ковыряться?!” Оратор смущенно добормотал свое выступление. А члены ЦК вначале похлопали ему, когда он начал хвалить нового лидера, но потом, когда Горбачев его осадил, просто взорвались овациями