.
Горбачев стремился не вмешиваться в дела союзников, поэтому откладывал разговор с Политбюро ГДР до последнего момента, когда спасать восточногерманский режим было уже слишком поздно – если, конечно, предположить, что это было возможно изначально[1631]. Его предупреждение услышали те, кто давно хотел действовать, но не осмеливался сделать первый шаг без поддержки Москвы. Протеже Хонеккера Эгон Кренц сообщил Фалину: “Ваш начальник сказал все, что было нужно. Наш ничего не понял”. Фалин ответил: “Остальное зависит от вас”. Через две недели Политбюро ГДР отправило Хонеккера в отставку, а во главе страны и компартии встал Кренц[1632].
Горбачев позднее писал, что покидал Восточный Берлин “со смешанными чувствами”[1633]. Бывшему канцлеру ФРГ Вилли Брандту он признался, что встревожен и обеспокоен. Кренцу он заявил, что общаться с Хонеккером все равно что бросать горох об стену[1634]. С другой стороны, его обнадеживало, что так много молодых немцев жаждет перемен. Черняев отметил в своем дневнике: “Его поддерживает и успокаивает признание и понимание ‘там’ – по контрасту со сволочным отношением собственного народа”[1635]. И наконец, у ГДР появился новый лидер! Лидер, который мог установить в стране собственную версию модернизированного социализма! Горбачев горячо поприветствовал Кренца 1 ноября в Москве и призвал его перейти от косметических реформ к по-настоящему радикальным[1636].
Падение Берлинской стены перевернуло все с ног на голову. До этого Горбачев был главным инициатором перемен – он начал реформы в собственной стране и с удовольствием наблюдал, как они захватывают Восточную Европу, а западные лидеры вынуждены были подстраиваться под новый миропорядок. После берлинских событий Горбачеву приходилось реагировать на изменения, спровоцированные другими – людьми на местах в ГДР, восточноевропейскими политиками, отказывающимися от идей коммунизма, западноевропейскими и американскими лидерами, которые не считались с видением Горбачева или бросали ему вызов.
Однако эти изменения произошли не за одну ночь, как и трансформация Восточной Германии. Около 9 миллионов восточных немцев, бо́льшая часть населения страны, посетили ФРГ в течение первой недели после падения стены, однако практически все они вернулись обратно. Продолжались уличные протесты, многие демонстранты требовали уже воссоединения Германии, а не реформирования социализма, лозунг “Мы – люди” сменился на “Мы – один народ”. При этом большинство восточных немцев по-прежнему считали, что ГДР должна остаться и останется социалистической страной, отдельной и независимой