.
На следующее утро Горбачев переговорил с Рыжковым и несколькими его заместителями. Премьер настаивал на том, что план Явлинского уничтожит социализм и Советский Союз. Учитывая неприязнь Горбачева к Ельцину, легко было понять, что люди Рыжкова того критиковали. “Необходимо во что бы то ни стало убрать Ельцина, – потребовал председатель Госплана Маслюков, подскакивая из кресла. – Как хотите, Михаил Сергеевич, но любой ценой убрать, без этого не обойтись”.
“Прекратите говорить ерунду”, – оборвал его Горбачев[1794]. Вскоре после этого встреча была завершена. Через несколько дней Горбачев и Ельцин провели 5-часовую беседу и были друг с другом на удивление любезны. По признанию Ельцина, они договорились никогда больше не возвращаться к вопросам, разделявшим их, а Горбачев ясно дал понять, что поддержит план Явлинского по рыночным реформам[1795]. После этого Горбачев общался с Петраковым, который нашел президента в очень хорошем расположении духа: “Знаешь, Николай, состоялся хороший мужской разговор, – рассказал Горбачев. – Мне с Борисом легче найти общий язык, чем со многими, кто только что втянулся в политический процесс и много о себе мнит. Все-таки мы с Ельциным прошли одну школу, понимаем друг друга с полуслова. Конечно, вначале высказали друг другу обиды… Ну, в общем потом перешли к деловому разговору, и мне кажется, он у нас получился”[1796].
Иллюзорное улучшение отношений, возможно, и было причиной оптимистичного настроя Горбачева, с которым он шел на заседание Президентского совета и Совета Федерации 29 и 30 августа, где должны были обсуждаться экономические планы двух соперничающих команд. Вместе с Петраковым он внимательно изучил текст программы Шаталина – Явлинского, включая все таблицы и графики, и задал волнующие его вопросы, например об опасности инфляции и негативной реакции на приватизацию земель. Все это время он никого не принимал и не отвечал на звонки. “Но чувствовалось, – признается Петраков, – что он окрылен не столько экономическими идеями, сколько новыми политическими возможностями, открывающимися перед ним в связи с предстоящей встречей с Ельциным. Все эти дни у Горбачева было отменное настроение, он шутил, вспоминал истории из жизни, читал на память стихи и частушки”[1797].
Оглядываясь назад, мы можем сказать, что в те августовские дни оптимизм Горбачева был на излете. Программа “500 дней” родилась на базе обманчивого примирения с Ельциным, была категорически не принята Рыжковым, и вскоре советского лидера парализовали сомнения. Беспримерная радикальность плана наводит на мысль, что первоначальный энтузиазм Горбачева был связан скорее с отчаянием, чем с рациональной оценкой ситуации.