Горбачев. Его жизнь и время (Таубман) - страница 475
После обеда оба лидера в присутствии своих помощников подняли вопрос о Германии и ее отношениях с НАТО. Помощник Буша Роберт Блэкуилл отметил, что Горбачев был “менее требователен и хуже владел собой”, чем на Мальте[1893]. Однако он вновь попытался предложить альтернативы вступлению Германии в альянс. В Европе могут быть созданы новые структуры безопасности, оба военных блока – трансформированы в политические организации, объединенная Германия может стоять на “двух якорях”, то есть быть ассоциированным членом как в западном, так и в восточном блоке. Как и ожидалось, Буш как можно деликатнее выразил несогласие и заверил Горбачева, что НАТО “уйдет из Германии”, если “новое поколение немцев” не захочет состоять в альянсе.
Горбачев заявил, что американское военное присутствие в Европе необходимо, – в предыдущие 40 лет в Кремле за такое сбросили бы с крыши. Затем он еще больше поразил Буша, когда достаточно неуклюже сообщил, что, возможно, без НАТО сейчас не обойтись, однако упорно настаивал на двойном членстве Германии – в НАТО и Варшавском блоке. Горбачев выразил надежду, что они с Бушем договорятся, потому что если у советских людей создастся впечатление, что мнение СССР в германском вопросе не учитывается, то все положительные процессы в Европе окажутся под угрозой.
Бейкер повторил девять “гарантий”, которые он ранее представил в Москве, однако Горбачев хотел большего. Он мечтал создать большую коалицию по примеру той, что объединила Соединенные Штаты и СССР во время Второй мировой войны. “Неужели мы глупее Рузвельта и Сталина?” – говорил он. Дискуссия продолжалась, пока внезапно не случился прорыв:
– Если Германия не хочет оставаться в НАТО, она имеет право пойти по другому пути, – сказал Буш.
– Тогда предлагаю публично огласить итог наших переговоров, – ответил Горбачев. – Президент США предоставляет суверенной Германии право выбрать свой военно-политический статус, будь то членство в НАТО, нейтралитет или что-то еще.
– Каждая независимая страна имеет право выбирать себе союзников, – заметил Буш. – Если правительство [Германии] не захочет оставаться в НАТО или попросит нас вывести войска, мы будем уважать их выбор.
– Тогда мы можем сформулировать это так: Соединенные Штаты и Советский Союз согласны предоставить объединенной Германии возможность самой решить, в какой организации ей находиться, – подытожил президент СССР.
Бинго! По воспоминаниям Буша, в комнате “неожиданно стало тихо”, Ахромеев и Валентин Фалин “переглянулись и заерзали в креслах”. Горбачев подтвердил, что готов уступить по этому вопросу, после чего Ахромеев, “зло сверкая глазами”, начал делать Фалину знаки. “…Они громким сценическим шепотом переговаривались между собой, – описывает инцидент Буш. – Это была просто невероятная сцена, никто из нас раньше ничего подобного не видел, это был открытый бунт против советского лидера”. Шеварднадзе потянул Горбачева за рукав и что-то прошептал ему. Пока Фалин изрекал пространную речь, Шеварднадзе продолжал жестикулировать и энергично шептать на ухо своему президенту. Горбачев попытался сделать шаг назад и отдать вопрос на рассмотрение министрам иностранных дел, Шеварднадзе и Бейкеру, однако советский министр возразил, что проблемы такого масштаба должны решаться на президентском уровне, и в конечном счете сдался. “Еще один невероятный момент”, – отметил Буш. Американский лидер не мог понять, почему Горбачев поступил именно так. “В любом случае это было удивительное выступление”, – закончил он. Схожие чувства были и у советника Скоукрофта: “Я с трудом верил тому, чему был свидетелем, не говоря уже о том, чтобы понять суть произошедшего”. Другой помощник Буша, Роберт Зеллик, написал, что это была самая необычная сцена из всех, при каких он присутствовал