Фаине зарубежные гастроли представлялись сплошным праздником, но на самом деле все было не так уж и хорошо. Гастролерам приходилось всегда быть начеку. Случайная встреча с кем-то, кто считался "врагом советской власти", могла обернуться по возвращении большими неприятностями — обвинением в связях с эмигрантскими кругами или в шпионаже. Так, например, Таирову доставила много волнений встреча с итальянским писателем, основателем футуризма Филиппо Маринетти, с которым он познакомился в 1914 году, когда Маринетти приезжал в Россию по приглашению русских футуристов. Старый знакомый пришел на спектакль, а после спектакля подошел, чтобы выразить восхищение и переброситься парой слов — что тут особенного. На первый взгляд ничего, но если вспомнить, что Маринетти был одним из первых и одним из самых рьяных итальянских фашистов, то невинная встреча приобретала совершенно иную окраску. А сколько было таких встреч… Эмигранты, помнившие дореволюционный Камерный театр, часто подходили пообщаться, вспомнить былые времена. Случались и другие неприятные происшествия. Так, например, в Антверпене случился традиционный театральный "казус" — бельгиец-продюсер удрал, прихватив с собой всю выручку. Гастроли оказались под угрозой срыва. Не была уплачена аренда за антверпенский театр, не на что было купить билеты на пароход до Южной Америки. Актеры уже собрали бывшие у них драгоценности, чтобы передать их в качестве залога за аренду театра, когда на помощь пришло советское торгпредство, одолжившее Таирову нужную сумму… Гастроли в Рио-де-Жанейро были сорваны из-за некстати случившегося военного переворота. Короче говоря, всякого хватало — и хорошего, и плохого.
Фаина приехала в Москву, как и планировала, в июне, вместе с Павлой Леонтьевной. Камерный театр был еще на гастролях. Руководство ЦЕТЕТИСа, обещавшее обеспечить Павлу Леонтьевну жильем, сказало, что "нужно подождать". Вульф и Раневская сняли комнату в селе Всехсвятском, незадолго до того переименованном в поселок Усиевича.[48] Хоть и на окраине, зато недорого, комната большая, со всей необходимой мебелью и хозяева интеллигентные, учителя на пенсии. Устраиваясь на работу в Передвижной театр МОНО, Фаина честно предупредила, что собирается проработать недолго — один-два, самое большее три месяца (Таиров же обещал "все окончательно выяснить"!), поэтому на жилье от театра рассчитывать не могла.
Черт с ним, с жильем, дали бы спокойно работать! Незадолго до прихода Фаины в труппу кто-то из начальства решил, что Передвижному театру, как авангарду работников сцены, подобает быть коммунистическим не только по духу, но и по составу. Иначе говоря, все актеры, занятые в столь ответственном театре (хороша ответственность — по заводам да стройкам ездить и декорации на себе таскать!), должны быть коммунистами или комсомольцами. Фаина, которой было уже за тридцать, по возрасту в комсомолки не годилась, поэтому ей предложили вступить в партию. Доводы были примерно такие: "Ну, сами посудите, товарищ Раневская, как вы, не будучи партийной, можете играть Крымову в "Партбилете"?".