В театральных кругах Таирова не любили, считали выскочкой. Вот что писал о нем в своем дневнике в 1921 году режиссер Евгений Вахтангов: "Таиров, безусловно, талантливый человек. Абсолютно не знает актера. Ему необходимы ученики Художественного театра. Он никогда не создаст театра вечности… Но у него есть чувство формы, правда, банальной и крикливой. Ему недоступен дух человека — глубоко трагическое и глубоко комическое ему недоступно. Его театр… пошлость (всякая мода — пошлость, пока она не прошла). Художественный театр хоть можно взять под стеклянный колпак и показывать, как музейную вещь. А Камерный, ежегодно меняющий моду, естественно, останется пошлостью".
Разруха… Зима… Спектакли даются в нетопленом помещении… Актеры, одетые в сценические костюмы, стучат зубами… Непонятно, что будет дальше… Стоит ли продолжать… Ради чего? Ради того, чтобы твой театр стал безликим Театром № 33 РСФСР?.. У кого искать поддержки?.. Товарищи по цеху или норовят придушить, как Мейерхольд, или посмеиваются, как Станиславский с Вахтанговым…
Коонен предлагала уехать, благо тогда была такая возможность. Таиров отказался. Он не мог уехать от своего театра.
Камерный театр нужно было спасать. Таиров пошел "ва-банк". Он пригласил на спектакль "Саломея" самого Луначарского, с которым был знаком еще до революции. Расположение Луначарского помогло Камерному театру выжить. Возможно, что какую-то поддержку в кулуарах власти Таирову оказал его младший брат Леонид Яковлевич Корнблит, занимавший высокие посты в ВЧК-НКВД (например, в 1924 году он был начальником конвойной стражи СССР).
В то время Таирову было не до молодых актеров из провинции, даже с учетом того, что то были знакомые его жены. Он тогда занимался не развитием, а пытался сохранить то, что имел. К тому же Таиров был человеком ответственным и не мог позволить себе сорвать Фаину с насиженного места, пригласить в Москву, не будучи уверенным в завтрашнем дне. В письме обо всем не напишешь, поэтому Алиса Коонен обходилась намеками. Фаина, не разбиравшаяся в хитросплетениях столичных интриг, даже немного обижалась. Ей-то казалось, что если Таиров остался руководителем Камерного театра после национализации и продолжает работать, то стало быть все у него в порядке. Во всяком случае, так представлялось ей из Симферополя.
В Симферополе все было просто, можно сказать по-домашнему. Крымский государственный драматический театр был самым-самым театром, иначе говоря — театром вне конкуренции. Им гордились, его опекали, режиссер Павел Рудин был вхож повсюду. Если он находил, что по отношению допущена какая-то несправедливость, то шел куда следует и излагал свои претензии. Никаких интриг в симферопольских театральных кругах не было и в помине. Разве что актеры иногда поспорят за роль, но это уж святое… Вдобавок, драматическому театру покровительствовал Павел Новицкий, бывший подпольщик, который после окончания Гражданской войны заведовал отделом Народного образования в Народном комиссариате просвещения Крымской АССР и был редактором газеты "Красный Крым". Новицкий страстно любил театр, впоследствии он работал заместителем начальника Главного управления театрами, а когда закончил руководить, то стал заведовать литературной частью в театре имени Евгения Вахтангова.