Молодая Раневская. Это я, Фанечка... (Шляхов) - страница 79

.

Однажды Фаина поспорила с художественным руководителем театра Василием Зотовым. Обсуждался репертуар театра. Фаина сказала, что по ее мнению репертуар нуждается в "перекройке", нужно ставить больше серьезных пьес. Зотов пошутил: "Мы следуем совету Чехова, который учил: "Не говорите с обывателем о несъедобном". Фаину возмутило подобное отношение к ее кумиру. Зотов вырвал из контекста несколько слов, переиначил их и выставил Чехова защитником пошлого репертуара. Фаина напомнила Зотову, что на самом деле написал Чехов: "пока с обывателем играешь в карты или закусываешь с ним, то это мирный, благодушный и даже не глупый человек, но стоит только заговорить с ним о чем-нибудь несъедобном, например о политике или науке, как он становится в тупик или заводит такую философию, тупую и злую, что остается только рукой махнуть и отойти". А затем предложила заменить в названии театра слово "драматический" на "обывательский".

Василий Зотов был хорошим режиссером. Он и его жена Зинаида Славянова, первая женщина — режиссер в истории русской сцены, сделали для Казанского русского театра и вообще для развития театрального дела в Казани очень много. Но труппа у Зотова была не самая лучшая, в подавляющем большинстве она состояла из случайных людей. После революции многие актеры эмигрировали, молодые же только учились. Кроме того, на Василия Сергеевича наложило свой отпечаток антрепренерское прошлое. Любой успешный антрепренер (а Зотов был успешным), по выражению актера Александра Сумбатова-Южина, "сначала думает о зале, а уже потом — о сцене". Сборы для антрепренера важнее всего.

Слова Фаины сильно задели Зотова. Он сказал, что артистка Раневская не понимает задач, стоящих перед советским театром, напомнил, что театральный репертуар утвержден театральным отделом при Наркомпросе, а также добавил, что при помощи таких вот обывательских спектаклей-кабаре театр собрал много денег в фонд помощи голодающим Поволжья.

Павла Вульф, сидевшая рядом с Фаиной, незаметно наступила ей на ногу, давая понять, что не стоит продолжать спор. Обвинение в непонимании задач, стоящих перед советским театром, могло перерасти в более серьезное обвинение. Фаине с ее буржуазной биографией не стоило лезть на рожон. В анкетах, которые в то время заполнялись при поступлении на работу, и в автобиографиях, которые к этим анкетам надо было прикладывать, Фаина умалчивала о том, что ее отец был купцом первой гильдии, промышленником и владельцем нескольких доходных домов. Это было опасно. Она писала, что отец ее из мещан (т. е. из низшего городского сословия) и что он служил конторщиком в торговой фирме. Подобная хитрость могла быть разоблачена при помощи одного запроса, отправленного в Таганрог. Поэтому Фаине следовало вести себя так, чтобы никому не приходило в голову пристально заняться ее биографией. После революции Фаина избегала бывать в Таганроге. Она объясняла это тем, что вид родных мест вызовет у нее печальные воспоминания, а в жизни и без того хватает грустного — незачем приезжать, незачем вспоминать. "Когда-то боялась ехать в Таганрог, а сейчас просто не хочу", — добавляла Раневская. "Когда-то боялась" — это явно про двадцатые годы.