Мы пошли в парк Горького, потом – гулять по Москве, которую Поля совсем плохо знал, объясняя, что живет в Москве давно, но названий улиц не запоминает.
Меня не смутило ни наше несколько необычное знакомство, ни то, что Поля чрезвычайно уклончиво отвечал на все вопросы о своем прошлом, а слегка выпив в кафе на следующем свидании, стал туманно, но настойчиво намекать на близкое родство с одним очень известным народным артистом…
– В профиль на меня посмотри… – просил Поля. – Поймешь… Меня вообще некоторые Полем зовут… У него-то есть французская кровь…
По профилю я не узнала, кого он имеет в виду, но по перечисленным им фильмам догадалась. И мне стало его безумно жаль. Почему-то я знала, чувствовала, что нет у него знаменитого отца. И никого вообще нет. Как многие сироты, не знающие родителей, он просто придумал себе родню, славную и знаменитую.
Ровно через месяц Поля, держа мои руки в своих, сказал:
– Я знаю, что ты откажешься, но я спрошу. Ты выйдешь за меня замуж?
Я не отказалась, кивнула, счастливая. Чем мне нравился Поля? Глазами. Глаза у Поли были редкостной красоты – большие, глубоко синего цвета, с длинными ресницами. Разве этого достаточно, чтобы выйти замуж? Нет, конечно, но остановить меня никто не мог. Мама попыталась, правда не очень настойчиво. Она всегда считала, что больше страдают те дети, чьи родители активно лезут в их жизнь, чем те, кто может сам совершать ошибки и сам расплачиваться за них.
– Если любишь, дочка… – вздохнула мама.
И я не стала особенно задумываться, о чем вздыхает моя мама.
Когда милая дама в загсе спрашивала нас по очереди, добровольно и продуманно ли мы совершаем такой серьезный поступок – вступаем в брак, она не смогла сдержать улыбки, проговаривая имя-отчество моего будущего супруга. Мне почему-то казалось, что сейчас захохочет мой папа, один из всех родственников пришедший на торжественную церемонию. Мама не пришла, сослалась на нездоровье и на то, что не успеет приготовить угощение – я позвала человек пятнадцать гостей к родителям домой. А папа стоял рядом и очень грустно на меня смотрел, и потом тоже грустно смотрел, когда уже все свершилось, и мы с гостями фотографировались на фоне буйно цветущей сирени и папиного красного автомобиля.
У меня до сих пор на полке стоит эта фотография: я смеюсь от счастья, стоя в платье собственного изобретения, на скорую руку сооруженном за три дня, с белым плюмажем на голове и огромным букетом, делавшими меня похожей на развеселую крестьянку, набравшую полную охапку цветов и часть из них водрузившую себе в растрепанные кудри.