То ли оттого, что Мариша моя полевела, то ли жизнь как-то изменилась, но я в последнее время стала задумываться над такими вопросами, к которым была раньше совершенно равнодушна. Сейчас Михаил разглагольствовал о том, что русские так живут, потому что у них есть ген рабства.
– Славяне – однокоренное слово с рабами! Вся причина в этом. Слейв – рабы по-английски!
– Тут загадка какая-то, Миш, всё не так однозначно… – попробовал поспорить Алёша. – У нас-то – «слава» однокоренная… И сложно сказать, в древности нас славянами ли называли… Источники посмотри древние, я недавно пятитомник купил.
– И как называли? – хмыкнул Михаил.
– Венды, венеды, кое-где русы. Этнос ведь большой и неоднородный. А от тех времен, когда еще не разделились, письменных источников не осталось, к сожалению.
– Ты интересуешься историей? – удивилась я.
– Я даже в какой-то момент сомневался, не поступить ли мне на исторический, хотя бы заочно, – ответил Алёша. – Тогда еще можно было второе высшее образование бесплатно получить. Думал, напишу книгу об истории зарождения и развития музыки, с самых-самых древних времен. Это безумно интересный вопрос, философский прежде всего. Не помнишь?
Я неуверенно кивнула, хотя как-то совсем это не помнила.
Вика быстро взглянула на нас. Я увидела этот внимательный взгляд.
Хорошо, что всех отвлек Михаил. Он начал цитировать какого-то немецкого автора, а я подумала, что жаль, что такой человек преподает в консерватории, пусть и специальный музыкальный предмет. Почему-то среди людей, занимающихся искусством, много тех, кто категорически не любит нашу страну, ее природу, весьма своеобразную, ее суть и ее людей, тоже очень своеобразных, отличающихся от европейцев так же сильно, как от собственно азиатов.
Вика в их разговор не вмешивалась, подала на стол, села рядом с Алёшей и стала наблюдать за мной. Мне в какой-то момент захотелось просто встать и уйти. Но я не знала, как это сделать посреди ужина. Я хотела есть, но все, что было на столе – огромный кусок свинины, от которого Вика отрезала каждому ломоть, жирная картошка, запеченная целиком, в кожуре, и обильно политая маслом, и большая миска зелени, из которой можно было себе взять салатные листья, петрушку, рукколу, базилик – как-то не очень мне нравилось.
Зачем я здесь сижу? С абсолютно чужими людьми. Алёша – не чужой и… тоже чужой. Он стал известным человеком, у него какая-то своя жизнь. Пусть он подошел ко мне когда-то очень близко – сам подошел, я-то – нет… Так мне казалось, по крайней мере…
– О, гости! – В комнату ввалился крупный подросток.