Алёша, улыбаясь, как будто я говорю что-то прекрасное и приятное лично для него, поправил меховой воротник моего зимнего пальто.
– Ты очень красивая. И хорошая. Ты такая же, как была.
Мне стало неловко. Мимо нас проходили родители, бабушки, няни, выводя детей из Дома творчества, кто-то говорил мне: «До свидания!», а навстречу спешили взрослые на вечерние занятия. И тоже, разумеется, были знакомые – одна деревня. Кто-то здоровался, кто-то оглядывался с любопытством…
Я чуть отступила в сторону, Алёша не так понял мое движение.
– Подожди, пожалуйста. Почему ты вчера ушла? Что-то тебя обидело?
Хорошо, что он ничего не спрашивает о Михаиле, хотя тот усиленно делал вид, что мы – пара.
– Нет, просто… Мне надо было домой.
– Хорошо. Я тебя отвезу сейчас к дочке и к кошке. Дочку как зовут?
– Марина Ильинична. Мариша.
Алёша улыбнулся.
– А у кошки имя уже есть?
– Мариша назвала ее Розочкой.
– Розочкой? Подожди… Так, кажется, свинку зовут в мультфильме? – засмеялся Алёша.
– Ты смотришь «Машу и Медведя»? – поразилась я. – С сыном?
– Нет, – засмеялся Алёша, – Лёня уже взрослый человек для мультиков. Сам смотрю, отдыхаю на нем. Узнаю себя.
– В ком? – осторожно спросила я.
– В мишке, разумеется. Ты же знаешь, как он всю жизнь страдает о медведице, а она любит яркого и пустого качка-теннисиста.
Я не стала спрашивать, узнает ли Алёша себя также в мишке-дедушке – или кто он Маше (для меня это всегда загадка). И не стала спрашивать, о ком Алёша страдает всю жизнь, потому что меньше всего он похож на страдальца. Он похож на абсолютно довольного жизнью человека, у которого давно есть все, о чем человек только может мечтать. Творческая работа, приносящая удовлетворение, определенную славу, деньги. Прекрасный дом. Умная, тонкая жена. Ребенок, здоровый, нормальный на вид.
С некоторым сомнением я села в машину Алёши. Дом мой рядом, на соседней улице, пешком десять – двенадцать минут. В машине сильно пахло искусственным ароматизатором и пластиком.
– Новая машина, не привык еще к размерам, но она сама пищит, если рядом слишком близко какой-то объект. Все время пытается со мной общаться и немного раздражает своим излишним умом. Так…
Алёша ловко вывернул с узкого места, где он припарковал машину. Я поняла, что водит он давно.
– Ну, говори куда, я не знаю, где ты теперь живешь. Бабушкиной квартиры больше нет? Я как-то приехал туда… видел, что другие шторы… В окне другие люди…
– Зачем?
– Зачем? Не знаю, – вздохнул Алёша. – Искал самого себя – того, кто там был.
Я взглянула на него. Зачем ему – он тот, у которого еще ничего не было, страдающий, несчастный?