– Ничего.
– Мам… – Мариша подскочила ко мне, обняла. – Ты порезалась?
– Да, порезалась и плачу.
– Обо что?
– О грубость твою свинскую порезалась.
– Мам… – Мариша уткнулась мне в ухо, в волосы. – Ну, прости меня. Всё так навалилось… Этот юбилей, котята, еще ты вот… пришла… с гостем…
Я стала смеяться. Мариша отодвинулась от меня и подозрительно посмотрела.
– Что-то ты очень нервная сегодня…
– Я голодная. Я с работы. Я никогда не ем на работе, – объяснила я Алёше. – Не получается. У меня нет перерывов между группами. Должны быть, но нет.
– Я тоже не ем на работе, – засмеялся Алёша. – А раньше ел. Раньше в консерватории была хорошая столовая.
– А кем вы работаете в консерватории? – спросила Мариша так, как будто она училась не на первом курсе в МГУ, а в третьем классе.
– Уборщиком, Мариш. Собираю фантики после концерта. Тоже нужная профессия, – вздохнул Алёша. – Иногда, знаешь, сколько фантиков бывает? Особенно после детских абонементов. Я с одним нашим уборщиком часто разговариваю… Он из Узбекистана, учитель математики. Приехал сюда, пока здесь жил, у него там, дома, трое детей родилось…
Мариша удивленно посмотрела на Алёшу.
– Да-да, приезжает домой на лето, отдыхает там, руководит строительством дома. Двух жен нашел, детей завел, дом построил. У жен там сложные отношения, вот он мне рассказывает, переживает, спрашивает совета. Одна хочет быть главной, а вторая хочет быть свободной, ходить без платка, в брюках и в открытых платьях до колен. А главная ее ругает.
– Ты знаешь, как помирить двух жен? – спросила я Алёшу.
Он внимательно посмотрел на меня.
– Нет.
– А что ему советуешь?
– На какие концерты ходить. Он на мои всегда приходит, потому что больше всего любит орган. Говорит, что живет на концерте другую жизнь. И что органная музыка – как ожившая математика. Живые формулы.
– Он может так сложно выражать свои мысли по-русски?
– Мне кажется, он именно это хочет сказать, – засмеялся Алёша.
– Вы играете на органе? – спросила Мариша с любопытством. – Это сложно?
Я только вздохнула и развела руками. Мариша, тонкая, начитанная, читавшая Гегеля, Ленина, Руссо, Вольтера, понятное дело Достоевского, Толстого, Шекспира, Чехова, всю остальную русскую классику (причем с удовольствием, иногда мне даже непонятным), задает вопросы, как глупая недоразвитая троечница.
Алёша спокойно улыбнулся.
– Да.
Мариша помолчала, отхлебывая чай, очень громко.
– Еще громче можно, – проговорила я.
Алёша посмотрел на меня, и Мариша поймала этот взгляд.
– Да я вообще могу уйти!
– Да успокойся ты, в самом деле! – с досадой сказала я. – Покажи лучше, какой ты хризопраз нашла в Крыму.