– Красиво у вас, – сказал, улыбаясь, Алёша. Какая же у него хорошая улыбка. Хочется улыбаться в ответ. Даже жалко, что он играет за высокой стойкой органа и никто не видит его лица…
– Очень тесно, – в ответ заявила Мариша. На нее Алёшина улыбка, видимо, никак не действовала.
– Ну да, – согласилась я. – Стало тесновато. Сейчас вот Мариша выйдет замуж, и я наконец заживу.
Мариша захлопала огромными глазами, обиженно и недоуменно.
– Я ведь тоже могу кусаться, – пробормотала я, доставая чашки. – Ты же голоден, да? После репетиции.
– Съел бы чего-нибудь, хотя бы хлеба с маслом, если мы не пойдем в ресторан.
Я взглянула на Маришу. Та поджала губы, хмыкнула и отвернулась.
– Ну что ты хмыкаешь? – спросила я. – Что?
– Иди куда хочешь! – ответила мне Мариша моим голосом и моим тоном, как будто мы с ней чудесным образом поменялись ролями.
– Да, хорошо, мы пойдем в ресторан.
– Уходить не хочется из вашей квартиры, – сказал Алёша. – Как будто сказочный домик. Так всё… прелестно.
Мариша опять хмыкнула. Мы с Алёшей переглянулись. Дочка заметила этот перегляд. Я увидела, как краска стала заливать ее и так разрумянившееся от необычности всей ситуации лицо. Даже уши покраснели. Что, она так меня любит? Считает предательством то, что я пришла вдруг с незнакомым ей человеком, переглядываюсь с ним? Я быстро подошла к Марише и крепко ее обняла, она стала вырываться и, к сожалению, вырвалась, потому что выросла чуть-чуть выше меня ростом, сантиметра на три-четыре, и каждое утро отжимается. Мне не кажется это правильным женским упражнением, но Мариша упорно прибавляет по одному отжиманию в неделю.
– Хорошо, – тихо сказала я, – оставайся со своими обидками. А я пойду в ресторан.
– А есть что-нибудь дома съестное? – спросил Алёша. – Честное слово, я бы не уходил от вас.
– У нас дополнительного спального места нет. И вообще места нет, – отрезала Мариша.
Но прозвучало это так беспомощно и глупо, что Алёша не обиделся, а только стал смеяться. Он смеялся не зло, а как-то… как бы смеялся не взрослый человек, а Маришин ровесник. Мариша, вся красная и недовольная сама собой, застыла. Потом против своей воли улыбнулась и сама стала смеяться, так заразительно хохотал Алёша. Что уж было такого веселого в ее словах, я не знаю, мне смешно совсем не было. У меня, наоборот, выступили слезы от невозможности и идиотизма ситуации. От того, как предательски поступает со мной дочь. За что? Я разве когда-то так ее предавала? И что, если я пришла со своим товарищем из юности? Зачем так по-свински себя вести?
– Мам… – обернулась ко мне Мариша. – Ты что?