– Я никому ничего не должна, мам.
– Но это нормально!
– Ты всегда мне говорила, что у всех бывает по-разному. У кого-то четверо детей, у кого-то вообще нет. У кого-то полная семья и раздор в ней, у кого-то один любящий родитель. Кого-то избаловали бабушки и дедушки, а у кого-то нет ни одного родственника.
– И он все равно избалован! – Я погладила Маришу по щеке, она немного отстранилась.
– В прошлом году ты мне ничего подобного не говорила.
– Ты же растешь!.. На Западе детей отселяют в восемнадцать лет… – с некоторым сомнением сказала я. – И в Америке тоже.
– А на Востоке живут большими патриархальными семьями, и что?
– Ты на Востоке живешь, Мариша?
– А ты в Америке? Давайте бороды обрезать и по-английски дома разговаривать, чтобы совсем цивилизованными стать.
– А бороды при чем? – не поняла я.
– Потому что Петр Первый, мам! Который делал из России Голландию. Заставлял курить, грудь до сосков открывать, но щи лаптем хлебать не разрешал.
– Щи – это правильно… – пробормотала я. – Мариша, ты уж совсем в крайности не вдавайся. Может, тогда уж лучше классиков марксизма штудировать? Чем становиться славянофилом-экстремистом.
– Мы говорили о том, что ты считаешь, что я должна уйти из своего дома, снять квартиру и там резко начать взрослую жизнь.
Я развела руками:
– Все так говорят.
– Кто «все», мам?
– У меня на работе. Заходят ко мне и советуют. И… Люда с Леной тоже советуют…
– Ага, особенно Люда, у которой детей нет, и Лена, которая мужу и сыну покупает одинаковую одежду, они ходят как близнецы, в розовых толстовках с капюшончиками и светящихся кроссовках, чтобы она их в темноте лучше видела, когда они от нее убегают, чтобы вместе нашкодить.
– Со стороны виднее…
– Смотря с какой стороны стоять, мам. Ты посоветуй им ничего тебе не советовать. Самый лучший ответ будет.
Я пожала плечами, стараясь не поддаваться Марише.
– Мам… – Мариша, поджала ноги на стуле и обняла себя руками, скрутившись в клубочек. – Я страдаю, мам.
– Я вижу. Очень глупо. Не от чего тебе страдать.
– Есть от чего. Ты убегаешь куда-то. Бросаешь ребенка. Ребенок сидит голодный и холодный один, все выходные, и не знает, где его мать.
– Хорошо. Я скажу тебе. Сейчас…
Я вздохнула, встала, начала переставлять все предметы на кухне в правильном порядке. Мариша расставила все по-своему, точнее, поставила просто так. А у меня – порядок.
Скажу. Вот возьму сейчас и скажу. Все равно ведь придется говорить, когда мы с Алёшей переедем жить на природу. Он построит большой дом – за маленьким, за сказочным, его мы ломать не будем, оставим, как музей. Я сделаю там музей русского костюма. А в большом доме у Алёши будет студия для репетиций. И рядом моя комната, где я буду рисовать эскизы платьев. Я поставлю у окна мольберт, и у меня будет все, как у настоящего художника-модельера… И еще…