– Мам, это кто? – спросила Мариша, когда мы остановились у дверей в зал.
– Так, одна давняя знакомая.
– Да? Мне показалось, она с таким интересом тебя разглядывала… И даже не с интересом, а… Не знаю точного слова… Воинственно как-то…
Я пожала плечами, уклончиво улыбнулась.
Второе отделение было другим. Алёша взял в программу редко исполняемые на органе произведения, в том числе современных композиторов. Музыка была нервная, сложная, немелодичная. Я чувствовала, как у него, и у меня, и в пространстве, окружающем нас, что-то рвется, болит, что-то растет и ширится, то, чему точных слов нет. Тоска? Сомнения? Отчаяние? Возможно. Выраженное в музыке, это становится крупнее, больше самого тебя и твоего маленького мира, перехлестывает через границу твоего собственного «я», выходит далеко за его пределы, в огромный мир, заполненный страстями, ненавистью, любовью, мучительной страстью и переворачивающей все твое существо нежностью.
Одно я поняла – разорвана мировая гармония. Об этом сегодняшний концерт. Алёша собирает ее воедино, пытается, но она ускользает, рассыпается, и снова на нас обрушивается волна противоречивых, сильных, сложных музыкальных ходов.
Несколько раз я выключалась из потока музыки и взглядывала на Маришу. Она сидела, словно оцепенев. Почувствовав мой взгляд, она придвинулась поближе, насколько позволяли наши обитые бархатом кресла с ручками, взяла меня за руку.
– Как-то тревожно, мам… – прошептала Мариша.
Я кивнула, не уточняя, отчего именно, и не сообщая ей, что уж мне-то как тревожно от Алёшиного сегодняшнего состояния, которое точно понимали в зале двое – я и Алёшина жена.
На поклоне Алёша посмотрел в мою сторону, улыбнулся, закусив губу. Я не поняла этой улыбки, незаметно оглянулась на Вику, я видела, где она сидит. Вика тоже смотрела на меня. Мы опять встретились глазами. Я первой отвернулась. На чем мне настаивать в этом поединке? На своем праве любить и быть любимой?
В Москве давно не бывает звездных ночей. И редко-редко, в самые ясные дни можно увидеть несколько ярких звезд. Мы шли пешком до Баррикадной и все время перед собой видели звездочку. А потом она покачалась-покачалась и пропала, и мы поняли, что это был лишь спутник.
– Поедем летом в горы, да, мам? Там много звезд… – Мариша пыталась идти со мной за руку. – Я что-то так взрослеть не хочу… Почувствовала недавно.
– Это пройдет. В горы поедем обязательно. Только я в середине осени не верю, что когда-нибудь будет лето. Даже в качестве мечты.
– Ну, мам… На тебя тоже произвел впечатление концерт, да? Я вообще не думала, что органная музыка может быть такой неформальной. Как будто лично ко мне имеет отношение.