— Из чего?
— Из всего, что разрушилось в моих руках. Всего.
Его голос надломился.
В его глазах читалась острая боль. Позор или печаль, Ирэн не знала.
И она не хотела знать, что это было или что с ним случилось. Что вызывало боль в его глазах. Она знала, знала, что ему пришлось столкнуться с этим, пришлось говорить об этом, но…
— Прости, — повторила она. Целительница холодно добавила:
— Я должна была учитывать твои чувства по этому поводу.
Он долго смотрел на нее, затем снял ремень с пояса. Затем снял сапоги. Носки.
— Ты можешь оставить штаны, если… если хочешь.
Он снял их. Потом ждал.
Все еще полный гнева. Он все еще смотрел на нее с таким негодованием в глазах.
Ирэн сглотнула один раз. Два. Возможно, ей надо было позавтракать.
Но, уйти, даже из-за этого… У Ирэн было такое чувство, что если она уйдет от него, если он увидит, что она повернула назад…
Целителям и их пациентам нужно доверие. Связь.
Если бы она повернулась к нему спиной и ушла, она не думала, что эту трещину можно будет починить.
Поэтому она жестом предложила ему переместиться в центр кровати и повернуться на живот, затем села на край кровати.
Ирэн провела рукой по позвоночнику.
Она не учитывала — его чувства. Что он может иметь их. То, что преследует его…
Его дыхание было быстрым. Затем он сказал:
— Чтобы внести ясность: ты обижаешься на меня или на Адарлан в общем?
Он уставился на отдаленную стену, вход в комнату для купания, закрытую деревянным резными дверями. Ирэн крепко держала руку, опустив её на спину, даже когда стыд пронзил девушку.
Нет, она была не в лучшем виде в последние несколько дней. Даже близко.
Этот шрам на верхушке его спины был резким в предутреннем свете, тень ее руки на его коже.
Тварь, которая ждала в этом шраме… Ее магия снова отшатнулась в непосредственной близости. Она слишком устала прошлой ночью и была слишком занята этим утром, чтобы даже подумать об этом. Созерцать то, что она могла видеть, могла сражаться — и то, что он мог бы вынести.
Но он выполнил слово, дал указания девочкам, несмотря на ее глупые, бесчувственные ошибки. Она предположила, что может только вернуть благосклонность, делая то же, что и обещала.
Ирэн застыла. Не было никакой подготовки к этому, она не знала. Не хватало крепкого дыхания, чтобы сделать это менее мучительным. Для любого из них.
Ирэн тихо предложила Шаолу кусок кожи.
Он стиснул зубами и сжал.
Она уставилась на него, его тело сжалось от боли, лицо не читалось.
Ирэн сказала тихо:
— Солдаты из Адарлана сожгли мою мать, когда мне было одиннадцать.
И прежде, чем Шаол смог ответить, она положила руку на шрам.