Юбки ее платья поднялись достаточно, чтобы показать большую часть ее ног, но она видела гораздо более открытые наряды здесь. В этом самом дворе. Ни Шен, ни какие-либо другие охранники, даже не взглянули на нее. Она повернулась к Шаолу, чтобы приказать ему идти вперед, но обнаружила, что он смотрит на нее.
На ногу, обнаженную от лодыжки до середины, бледнее, чем большая часть ее золотисто-коричневой кожи. Она легко темнела на солнце, но прошло несколько месяцев с тех пор, как она купалась и грелась на солнце.
Шаол заметил ее внимание и поднял глаза на нее.
— Ты хорошо справилась, — сказал он ей.
Ирэн раздраженно посмотрела на него, прежде чем поблагодарила Шена и подтолкнула ее лошадь на шаг. Шаол щелкнул поводьями и сделал то же самое.
Она пристально смотрела на него в то время, как они подъезжали к воротам двора.
Скоба держалась. Седло держалось.
Он смотрел вниз, затем на ворота, на город, просыпающийся перед ними, башню, возвышающаяся над всем, словно маяк.
Солнечный свет пробился сквозь открытую арку, позолотив их обоих, но Ирэн могла поклясться, что было гораздо больше, чем рассвет, то, что сияло в карих глазах капитана, когда они ехали в город.
* * *
Он снова шёл самостоятельно, и это было лучше, чем инвалидное кресло.
Намного лучше.
Скобка была громоздкой, расходясь со всеми его инстинктами всадника, но… она держала его крепко. Шаол позволил Ирэн вести его через ворота, целительница хваталась за седло время от времени, полностью забывая о поводьях.
Хорошо, он нашел одну вещь, в которой она была не уверена в себе.
Эта мысль заставила его немного улыбнуться. Особенно, когда она поправляла юбки. Для всех она упрекнула его в своей скромности, но сверкнув ногами, она сделала паузу.
Мужчины на улицах — рабочие, торговцы и городские стражи — засматривались.
Пока они не замечали его взгляд и не опускали глаза. И Шаол удостоверялся, что они больше не смотрели.
Точно так же, как он убедился, что охранники во дворе были вежливы, когда она вбежала, задыхаясь и пыхтя, освещенная солнцем и покрасневшая. Даже с пятном на одежде, даже во вчерашнем платье и покрытая слабым блеском пота.
Было унизительно, что ему помогли в седле, как неуправляемому багажу, после того как он отказался от посадочной рамки — унизительно видеть этих охранников в идеальной форме, броню на плечах и рукоятки их мечей, сверкающие ранним утренним солнечным светом, все наблюдали за ним. Но он справился с этим. И тут обнаружил, что забыл об этом только благодаря взглядам, которые охранники бросали на нее. Ни одна леди, красивая или простая, молодая или старая, не заслужила