— Отступаем в радиоактивную зону! — заорал Грэг, прекрасно понимая, что обратного пути им не выдержать. Костюмы своё дело сделали, и антирадиационная защита свой ресурс выработала. Но страх погибнуть от рук этих мутантов перевешивал.
Солдаты выпрыгивали из окон, удаляясь в горячее пятно. Краем глаза Виннер видел, как двоих его бойцов всё же схватили и, облепив со всех сторон, как гусеницу муравьи, потащили в глубь здания. Они уходили всё дальше к эпицентру ядерного взрыва. Затеявшие было преследование мутанты отстали. Даже для их, истерзанных радиацией тел, уровень излучения был запредельный. Грэг смотрел перед собой, видя, как ландшафт распадается на точки. Потом всё вокруг покрылось дымкой, и он снял шлем, показавшийся ему невозможно тесным. Его вырвало. Последнее, о чём успел подумать Виннер, было: «Надо же, я умираю от радиации, вызванной нашей же бомбой. Пути Господни неисповедимы».
Шуруп блаженно жмурился, откусывая кусочек настоящего хлеба с намазанным на нём чем-то блестящим, тёмно-бардовым и невыразимо вкусным. Эти люди с Калашами называли эту вкуснотищу «Джем». Да он бы и просто хлеб ел бы и ел. Настоящий хлеб был доступен только Пахану и Корню, да и то был не такой. А тут ещё и джем! И как им не жалко делиться таким сокровищем? Наверное, в благодарность за то, что он их спас. Да ещё и чай налили. Что такое чай, парень уже знал, благодаря Зубу. Но охотник расходовал эти крупицы экономно и скупо, заваривая вчера напиток. А эти мужики щедро сыпанули горсть в котелок с кипятком, да ещё и поставили на стол настоящий сахар! Но сахар, наверное, нельзя. Это они для себя достали.
— А ты что сахар в чай не кладёшь? — удивился один из них.
— А что, можно?
— Для кого тогда поставили? Можно всё, что на столе. Это для всех. Вот в ранцы лазить не рекомендую. Можно и по зубам схлопотать. А если выложили на стол, то это общее.
Шуруп взял один из кусочков и положил в рот. Кусочек моментально рассыпался на языке и стал таять, наполняя рот сладостью.
— У нас не так, — наконец проговорил он.
— А как?
Размякший парень благодарно посмотрел на этих больших мужчин и начал рассказывать, прихлёбывая чай, в который уже кто-то подкинул несколько кусочков рафинада. Он говорил о том, как уроды вырезали его семью и как сам он, восьмилетний мальчишка, прятался под бетонной плитой, по которой хлестала жгутами разрядов электра, словно чуя добычу и досадуя на то, что не может его достать. О том, как прибился к племени мародёров и все десять лет лазил по завалам то загонщиком на крысиных охотах, то в поисках чего-нибудь полезного для племени. О праве посидеть у костра, о Мышке, ждущей его из этого дальнего похода. О караванах к колхозникам и стычках с соседними племенами за район мародёрки. Рассказ получился сумбурным сбивчивым и длинным. Бойцы сидели вокруг парня с суровыми лицами и внимательно слушали.