— Максим, — Юлька прервала весело болтавшего Макса, положив свою маленькую изящную ладонь на его руку, — всё-таки расскажи о себе побольше. А то в прошлый раз ты только чуть-чуть приоткрыл завесу.
— Да что рассказывать. Родился здесь. После школы пошёл работать на химический завод. Оттуда призвали в армию. Служил в ВДВ. Поступил в военное училище. Отучился, стал офицером. Потом служил. По долгу службы попал в зону межнационального конфликта в Нагорном Карабахе. Воевал. Потом госпитали, комиссация и вот я здесь. Всё. Ничего интересного.
— Прости, Максим, но твой рассказ больше похож на официальную анкету. Родился, крестился, учился… Мне просто хочется узнать тебя побольше.
Юлия взглянула на Макса, и, неожиданно для себя, он рассказал ей всё. Максим рассказал о чёрном с отрубями, фронтовом хлебе и махорке «Елочка», которую они курили там. Рассказал о пропахшей насквозь запахом крови операционной палатке фронтового госпиталя, о том бое, который длился больше двух суток, когда Макс попрощался с жизнью и уже не надеялся встретить третий рассвет. Вспоминал «Груз 200», который увозил на «Большую землю» «Чёрный тюльпан», о ржавых койках госпиталей, о том отчаянии, охватывающем его по ночам, когда на соседней койке кричал и рвал бинты майор из соседнего гарнизона. Он говорил о тех головных болях, что мучили его ежедневно в течении двух лет после войны и о пустых глазах чиновников из высоких кабинетов, смотрящих на него, как на пустое место. Рассказывал о матери, встававшей по ночам и плакавшей над ним, во сне расставляющим пулемёты и отдающим команды. Он говорил, говорил и не мог остановиться. Макс выплёскивал всё то, что копил и таил в себе все эти годы, всё то, что многотонным грузом отягощало его душу. И вот вся эта муть выплеснулась кипящим потоком. Юлька слушала, и ей казалось, что ещё немного, и весь этот поток кипящей страсти снесёт её с места и понесёт, поворачивая на небольших водоворотах и обдирая о подводные камни. Она ожидала любого, но такого! Сколько же выстрадал этот человечек? Волна нежности захлестнула сердце, Юля подняла руку и погладила Макса по щеке. Максим внезапно отпрянул и мгновенно изменился. В глазах появилось знакомое жёсткое выражение.
— Только не надо меня жалеть. — Стальным, как лезвие кинжала, голосом сказал он. — Я получил армейскую страховку, которой как раз хватило на приобретение домика в дачном просёлке и машины. Чего ещё можно желать?
— Макс, я понимаю, что ты жалеешь, что всё это рассказал мне. Не надо. Это не жалость. Ты — мужчина. И удел мужчины переносить трудности, какими бы они ни были. Просто мне сейчас показалось, что я знаю тебя всю жизнь. Извини, если обидела.