— Да что тут думать, мама! Люблю. Сильно люблю.
— А каким ты его полюбила? Вот таким. А сейчас строгаешь из него неизвестно что. Не боишься любимые черты отсечь и эдакого болванчика смастерить? Нельзя человека под себя сгибать. Особенно если любишь.
— Да что я такого делала? Для бизнеса имидж имеет огромное значение. Из песни слов не выкинешь. И так старалась, где лестью, а где обманом, а он, как чурбан. Упёрся и всё.
— А тебе хотелось бы из чурбана марионетку сделать? Бизнес, имидж… Слова то какие! А за этими словами человек как-то взял и потерялся.
— Но что делать, если так действительно надо. Его фронт работы был настолько важен, что он в своём копеечном костюмчике на стареньком «Москвичонке» только дело бы испортил. Понимаю. Опять я о бизнесе. Но ведь это был бы наш семейный бизнес. Я столько сил вложила в него, что терять тоже не намерена. И почему, в угоду его гордости, я должна терпеть убытки? Ведь я не унижала его, не попрекала ничем.
— А тебе не приходило в голову, что нужно было просто сесть вечерком, за чашкой чая, да поговорить о том, что необходимо сделать, что приобрести, а что может и подождать. Совместно спланировать покупки, а не лезть с этими твоими проклятыми сюрпризами?
— Да. С сюрпризами я перегнула. Но я не ожидала такой реакции.
— Да что там. Со снятой головой по волосам не плачут. Я тебе вот что скажу. Ты, конечно, можешь здесь заночевать. Но мой тебе совет: езжай-ка к его матери. Вы теперь для него два самых близких человека. И боль эту должны вместе перенести. Вместе то оно полегче, чем поодиночке.
— Спасибо, мама. Мне действительно стало легче. Ты права. Во всём права.
— Вот то-то и оно. Вы, молодые что думаете, старики из ума выжили? Нет. Мы ещё пригодиться можем. А раньше бы со мной поделилась, многих бед бы смогла избежать.
— Да, наверное. Ну, я поехала?
— Езжай, доченька, езжай. И удачи тебе.
Мать поцеловала Юльку в щёку. И ещё долго, по пути к матери Макса, она ощущала тепло материнских губ на своей щеке.
— А вот здесь ему семь лет. — Вероника Антоновна, мать Максима, показала на фотографию маленького лопоухого Макса в шортиках и в рубашечке с корабликом на кармашке. Они смотрели семейный альбом, и Юльке казалось, что она уже триста лет знает эту немолодую женщину.
— Ты чай пей, а то остынет. А то давай, я тебе лапши налью. Мою лапшу Максимка очень любит.
— Нет, что вы. Не беспокойтесь. Кушать совсем не хочется.
— Что же это доктор не звонит? Может, забыл? Максим не может так долго быть без сознания. Он, наверное, уже пришёл в себя.
Юля была уверена, что, если Макс очнётся, ей перезвонят. Однако для успокоения Вероники Антоновны позвонила врачу. Никаких изменений. Они проговорили до поздней ночи. Мать говорила о Максиме, вспоминала его детские годы, юность. Рассказывала, как трудно было ей одной поднимать сына.