– Да. Они возьмут билеты на катер…
– Я понял твою хитрость. Это неплохая идея, мне кажется. Привози, я позабочусь и о ней тоже.
Тина долго не хотела отпускать мою руку. Она все поняла: если за нами следили и следят, то им будет ясно: девушка уплыла на катере. Чтобы отследить катер… о, это будет весьма непросто. Если же не следят – тем лучше. Маленькая комфортабельная каюта уютнее комнаты-пенала в общежитии, не правда ли? Главное, никто не знает, что эта каюта здесь есть. Какие каюты могут быть на дебаркадерах?.. Все это Тина понимала, но отпускала меня с трудом.
В Томск я позвонил из уличного автомата.
– Алло? – голос Вероники. – Слушаю.
– Это Михаил. Здравствуй. Отец дома?
– Мишенька? Ты где сейчас?
– Да где обычно.
– Он же к тебе улетел! Еще вчера!
– Ох, черт… Вероника, у него карманный телефон есть?
– Есть, конечно. Тебе номер нужен?
– Да, диктуй.
Она, запинаясь, продиктовала. Номер был незнакомый – скорее всего, новый.
– И запиши мой. Если он позвонит, передашь ему… – я сказал свой номер. – Как у вас дела?
– Нормально, – в голосе ее я услышал намек на фырканье. – Все как надо. Приезжай, сам увидишь.
– Летом, – сказал я.
– До лета еще бы дожить, – сказала она. – Счастливо. Позвони ему сейчас.
– Конечно. И тебе счастливо.
По номеру, который я немедленно набрал, никто не отозвался. Я дал десять гудков и выключил телефон.
14.06. Около 19 час.
Глатц.
– Осторожно, здесь… – сказала Таня, но я уже приложился лбом о перекладину. Звук, должно быть, был услышан. – Стойте, я сейчас…
Я слышал ее шаги в темноте, легкие и уверенные. Потом загорелся свет: голая лампочка на шнуре. Таня стояла под ней, прикрывая глаза ладонью. Она показалась мне маленькой и очень хрупкой. Помещение, куда мы попали, было совершенно пусто, только у дальней от входа стены на небольшом кирпичном возвышении стояла некая мебель, которую не сразу и опишешь. Две козетки, поставленные «валетом» и сросшиеся, как сиамские близнецы, сиденьями. И еще – шандал со свечами. И большая черномедная шкатулка. И ничего больше.
– Заприте дверь на засов, – медленно сказала Таня, не меняя позы, – и снимите с себя все. Оставьте там, на полу. И садитесь на менго.
Странно – мне было неловко раздеваться. Казалось бы… но вот же черт – я с трудом сдерживался, чтобы по-стариковски не прикрываться руками.
– Абвер тоже, – сказала Таня.
– Но…
– Здесь глубоко. И армированное перекрытие. Тот же абвер, только больше.
– Может, начать курить?
– Нет, ждите меня…
Менго – так, кажется, звалось это сиденье – прямо скажем, освежало. Гладкое твердое холодное дерево, в которое вбито громадное количество медных гвоздиков с полусферическими шляпками. Я поерзал, устраиваясь. Все казалось глупым, как чужая свадьба. Терпи, Пан, это скоро пройдет. Таня подошла к стене, поставила в нишу и зажгла свечу, короткую и толстую. Огонек был как раз на уровне моих глаз. Потом поставила две свечи на менго у моих ног. Эти свечи были, наоборот, тонкие и длинные, похожие на церковные, только черные. И одну свечу она зажгла в шандале. Села на краешек менго со своей стороны, подмигнула мне: