Сэмми не мог быть жертвой. Пусть речь шла о секундах, но Соня успела разглядеть, как он бросил ключи своему дяде, чью ногу держала цепь. Вот этот момент у Сони в голове вообще никак не укладывался. Почему цепь, зачем? Садо-мазохистские игры, зашедшие слишком далеко? Девушка, лежавшая поперек его колен, была мертва. Как небрежно он отбросил ее тело, словно мусор.
И Сэмми… Сэмми, к которому она испытывала больше, чем просто симпатию, оказался настоящим монстром. Он позволил своему дяде, или другу, или любовнику – преследовать ее, как какую-то добычу. Он, наверное, давно планировал нечто подобное. И в кафе ее пригласил, якобы для знакомства с родней, а на сама деле хотел продемонстрировать «дяде» его будущий трофей.
Почему она не замечала, что Сэмми болен? Он вел себя как нормальный парень, разве что в сексе проявлял нарочитую нежность, как будто роль играл. Ее все устраивало, поэтому рефлексировать не было нужды. «Глупая, глупая, – вновь ругает себя Соня. – Не видела дальше собственного носа!»
За дверью слышится звук приближающихся шагов, и ее тело мгновенно каменеет. Каждый Соня боится, что он идет убивать ее.
– Соскучилась? – он принес табуретку. Ставит ее напротив и садится.
Соня незаметно щипает себя под коленкой, заставляя вспомнить данное себе обещание: попробовать разговорить психопата, выяснить хоть какую-то информацию.
– Очень соскучилась, – неожиданно для нее самой, ее голос звучит почти спокойно. – Но конечно же не по тебе.
– А по кому?
Соня уговаривает себя не смотреть на его здоровенные руки, сжимающие края табуретки.
– По родителям и друзьям.
Чудовище кивает. Его рыбье лицо не выражает абсолютно ничего.
– Со временем это пройдет.
Соня лихорадочно подбирает слова, боясь, что если помедлит, растеряет остатки решимости.
– Где Никита?
Чудовище наклоняет голову.
– Тот парень, с которым я приехала в коттедж, – поясняет она.
По взгляду, коим мужчина одаривает ее, заметно, что вопрос не пришелся ему по душе. Однако Соня впервые инициирует беседу, – он это понимает и, скорее всего, постарается поощрить.
– Ему сейчас хуже, чем тебе.
– А конкретнее? – наступает Соня, распаляясь от собственной храбрости. – Он мертв? Вы убили его?
– Я его не убивал.
Его тон напрочь лишен интонаций, а фраза может означать что угодно: и что Никиту убил кто-то другой, и что вовсе никто не убивал, и что ранили его бросили где-то в лесу, а умер он уже самостоятельно.
– Где Самуил? Он придет сюда? Он не хочет меня навестить? – Соня теряет самообладание и начинает сыпать вопросы, уже догадываясь, что вряд ли добьется внятных ответов.